Дикая собака динго или повесть любви. Онлайн чтение книги Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви I. Психологизм и психоанализ

Мне очень понравилась книга. Но главная героиня Таня мне глубоко антипатична. У произведения двойное название: "Дикая собака Динго" и "Повесть о первой любви". Если представить эти названия как математическую формулу, а каждую часть - слагаемым, то в итоге получится "Дикая собака Динго на сене".
Я понимаю, что Таня - еще ребенок, что она сама не понимала своих первых чувств, тем более что влюбилась первый раз она на фоне знакомства с родным отцом, которого никогда не видела раньше. Согласитесь, это стресс, даже несмотря на то, что отношение с папенькой можно считать налаживающимися, в чем немалая заслуга матери, которая никогда не твердила дочери, что ее отец - козел, подлец, бросил 8-месячного ребенка... Берите, родители, на заметку - земля круглая, никогда не знаешь как аукнется.

Но то как ведет себя героиня - это за пределами нормальности. Смотрите:
1. Мама. Таня мать не просто любит, а обожает. Но при этом позволяет себе читать ее личные письма. И ненароком подкалывать на предмет старых отношений с бывшим мужем. Ну ладно, переходный возраст.
2. Отец. Тут более-менее адекватно: не знала - ненавидела, узнала - полюбила. И пытается завоевать внимание и поддержку. При этом не замечает, что отец всё это дает. Впрочем, мне понравилось, что Таня, когда до нее доходило, что отец тоже умеет чувствовать и переживать, сравнивала его с собой, а не продолжала думать ярлыками.
3. Филька - лучший друг. Ну вот кем нужно быть, чтобы не понимать, что мальчик, бегающий за тобой с утра до вечера, готовый к любым насмешкам и сумасшедшим поступкам ради тебя, делает это не от безделья вовсе... Кем, а? Наивной маленькой девочкой, видящей свет в розовом цвете? Но следующие пункты доказывают, что эта особа вовсе не такая. Так что я делаю конкретный вывод: Таня прекрасно понимала, что нанайский мальчик влюблен по уши, но ей УДОБНО делать вид, что она не понимает. А что? Отвечать на знаки внимания не нужно, а Санчо Панса всегда под рукой...
4. Сводный брат Коля. Нежданно нахлынувшая любовь. И как проявляет себя наша мечтательница о далеких австралийских берегах? Сначала - ревность к отцу, потом к соседке Жене, а потом вообще классика: Лопе де Вега знаете? Его графиню Диану? Ну вот один в один, только с уклоном в советскую подростковую действительность. Именно отношение к Коле заставило меня сомневаться в искренности и доброте девочки, но последний пункт убил наповал.
5. Верный пес Тигр. Замечательная собака, которая провожала хозяйку в гости и даже сама приносила ей коньки, если видела на катке. И вот, в минуты опасности первое что сделала Таня - швырнула стареющего пса на растерзание толпе озверевших ездовых собак, чтобы те изменили маршрут бега. Да, ей и Коле грозила опасность, но просто вот так пожертвовать тем, кто тебе так предан, а потом еще цинично восклицать «Дорогой мой, бедный Тигр!»... да закрыла бы ты свой рот, милочка!

Вот такой у меня всплеск эмоций. Мне понравился сюжет, слог автора, было интересно окунутся в атмосферу дальневосточного поселка в период СССР. Но вот что скажу: животное дикая собака динго является единственным опасным хищником на Австралийском материке... И не просто так Таню так звали одноклассники. Дело вовсе не в ее странных фантазиях. Дети видимо видят глубже...

(Книга советского писателя).

Едва ли не самая популярная советская книга про подростков стала такой вовсе не сразу после первой публикации в 1939 году, но гораздо позже — в 1960-70-е годы. Отчасти это было связано с выходом фильма (в главной роли — Галина Польских), но гораздо больше — со свойствами самой повести. Она до сих пор регулярно переиздается, а в 2013 году была включена в список ста книг, рекомендованных школьникам министерством образования и науки.

Психологизм и психоанализ

Обложка повести Рувима Фраермана «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви». Москва, 1940 год
«Детиздат ЦК ВЛКСМ»; Российская государственная детская библиотека

Действие охватывает полгода из жизни четырнадцатилетней Тани из маленького дальневосточного городка. Таня растет в неполной семье: родители расстались, когда ей было восемь месяцев. Мама-врач постоянно на работе, отец с новой семьей живет в Москве. Школа, пионерский лагерь, огород, старая нянька — этим бы и ограничивалась жизнь, если бы не первая любовь. В Таню влюблен нанайский мальчик Филька, сын охотника, но Таня не отвечает ему взаимностью. Вскоре в город приезжает Танин отец со своей семьей — второй женой и приемным сыном Колей. В повести описаны сложные отношения Тани с отцом и сводным братом — от враждебности она потепенно переходит к влюбленности и самопожертвованию.

Для советских и многих постсоветских читателей «Дикая собака динго» оставалась эталоном сложного, проблемного произведения о жизни подростков и их взролении. Здесь не было схематичных сюжетов соцреалистической детской литературы — исправляющихся двоечников или неисправимых эгоистов, борьбы с внешними врагами или воспевания духа коллективизма. В книге описывалась эмоциональная история взросления, обретения и осознания собственного «я».

«Ленфильм»

В разные годы критики называли главной особенностью повести подробнейшее изображение подростковой психологии: противоречивых эмоций и необдуманных поступков героини, ее радостей, огорчений, влюбленности и одиночества. Константин Паустовский утверждал, что «такая повесть могла быть написана только хорошим психологом». Но была ли «Дикая собака динго» книгой о любви девочки Тани к мальчику Коле? [Сначала Таня недолюбливает Колю, но потом постепенно осознаёт, как он ей дорог. Отношения Тани с Колей до последнего момента асимметричны: Коля признаётся Тане в любви, а Таня в ответ готова сказать только, что хочет, «чтобы Коля был счастлив». Настоящий же катарсис в сцене любовного объяснения Тани и Коли возникает не когда Коля говорит о своем чувстве и целует Таню, а после того, как в предрассветном лесу появляется отец и именно ему, а не Коле, Таня говорит слова любви и прощения. ] Скорее это история сложного принятия самого факта развода родителей и фигуры отца. Одновременно с отцом Таня начинает лучше понимать — и принимать — собственную мать.

Чем дальше, тем заметнее знакомство автора с идеями психоанализа. По сути, чувства Тани к Коле можно интерпретировать как перенос, или трансфер, — так психоаналитики называют явление, при котором человек бессознательно переносит свои чувства и отношение к одному лицу на другое. Исходной фигурой, с которой может осуществляться перенос, чаще всего выступают ближайшие родственники.

Кульминация повести, когда Таня спасает Колю, буквально на руках вытаскивая его, обездвиженного вывихом, из смертельного снежного бурана, отмечена еще более явным влиянием психоаналитической теории. Почти в кромешной темноте Таня тянет на себе нарты с Колей — «долго, не зная, где город, где берег, где небо» — и, уже почти потеряв надежду, вдруг утыкается лицом в шинель отца, вышедшего со своими солдатами на поиски дочери и приемного сына: «…своим теплым сердцем, так долго искавшим в целом мире отца, почувствовала она его близость, узнала его здесь, в холодной, угрожающей смертью пустыне, в полной тьме».

Кадр из фильма «Дикая собака динго», режиссер Юлий Карасик. 1962 год
«Ленфильм»

Сама сцена смертельного испытания, в которой ребенок или подросток, преодолевая собственную слабость, совершает героический поступок, была очень характерна для соцреалистической литературы и для той ветви модернистской литературы, которая была сфокусирована на изображении мужественных и самоотверженных героев, в одиночку противостоящих стихиям [например, в прозе Джека Лондона или любимом в СССР рассказе Джеймса Олдриджа «Последний дюйм», правда написанном намного позже повести Фраермана ]. Однако итог этого испытания — катарсическое примирение Тани с отцом — превращал прохождение сквозь буран в странный аналог психоаналитического сеанса.

Кроме параллели «Коля — отец» в повести есть еще одна, не менее важная: это самоидентификация Тани с матерью. Почти до самого последнего момента Таня не знает о том, что мать по-прежнему любит отца, но чувствует и бессознательно принимает ее боль и напряжение. После первого искреннего объяснения дочь начинает осознавать всю глубину личной трагедии матери и ради ее душевного спокойствия решается на жертву — отъезд из родного города [в сцене объяснения Коли и Тани эта иденти­фикация изображена совершенно открыто: собираясь в лес на свидание, Таня надевает мамин белый медицинский халат, и отец гово­рит ей: «Как ты похожа на мать в этом белом халате!» ].

Кадр из фильма «Дикая собака динго», режиссер Юлий Карасик. 1962 год
«Ленфильм»

Как и где Фраерман познакомился с идеями психоанализа, точно неизвестно: может быть, он самостоятельно читал работы Фрейда в 1910-е годы, во время учебы в Харьковском технологическом институте, или уже в 1920-е годы, когда стал журналистом и писателем. Не исключено, что были здесь и косвенные источники — прежде всего русская модернистская проза, испытавшая влияние психоанализа [Фраермана явно вдохновила повесть Бориса Пастернака «Детство Люверс»]. Судя по некоторым особенностям «Дикой собаки динго» — например, лейтмотив реки и текущей воды, который во многом структурирует действие (первая и последняя сцены повести происходят на речном берегу), — Фраерман испытал влияние прозы Андрея Белого, который к фрейдизму относился критически, но сам постоянно возвращался в своих сочинениях к «эдиповским» проблемам (это заметил еще Владислав Ходасевич в своем мемуарном очерке о Белом).

«Дикая собака динго» была попыткой описать внутреннюю биографию девоч­ки-подростка как историю психологического преодоления - прежде всего Таня преодолевает отчуждение от отца. В этом эксперименте была отчетливая авто­биографическая составляющая: Фраерман тяжело переживал разлуку со своей дочерью от первого брака Норой Коварской. Победить отчуждение оказалось возможным только в чрезвычайных обстоятельствах, на грани физической гибели. Фраерман неслучайно называет чудесное спасение из бурана битвой Тани «за свою живую душу, которую в конце концов без всякой дороги отец нашел и согрел своими руками». Преодоление смерти и страха смерти здесь явным образом отождествлено с обретением отца. Непонятным остается одно: как советская издательская и журнальная система могла пропустить в печать произведение, основанное на идеях запрещенного в СССР психоанализа.

Заказ на школьную повесть

Кадр из фильма «Дикая собака динго», режиссер Юлий Карасик. 1962 год
«Ленфильм»

Тема развода родителей, одиночества, изображение нелогичных и странных подростковых поступков - всё это совершенно выбивалось из стандарта дет­ской и подростковой прозы 1930-х годов. Отчасти публикацию можно объяс­нить тем, что Фраерман выполнял государственный заказ: в 1938 году ему пору­чили написать школьную повесть. С формальной точки зрения он этот заказ выполнил: в книге есть и школа, и учителя, и пионерский отряд. Выпол­нил Фраерман и другое издательское требование, сформулированное на редак­ционном совещании «Детгиза» в январе 1938 года, - изобразить детскую друж­бу и заложенный в этом чувстве альтруистический потенциал. И всё же это не объ­­­­яс­няет, каким образом и почему был опубликован текст, до такой сте­­­­пени выходивший за рамки традиционной школьной повести.

Место действия

Кадр из фильма «Дикая собака динго», режиссер Юлий Карасик. 1962 год
«Ленфильм»

Действие повести происходит на Дальнем Востоке, предположительно в Хабаровском крае, на границе с Китаем. В 1938-1939 годах эти территории были в центре внимания советской прессы: сперва из-за вооруженного конфликта на озере Хасан (июль — сентябрь 1938 года), затем, уже после выхода повести, из-за боев у реки Халхин-Гол, на границе с Монголией. В обеих операциях Красная армия вступила в военное столкновение с японской, человеческие потери были велики.

В том же 1939 году Дальний Восток стал темой знаменитой кинокомедии «Де­вушка с характером», а также популярной песни на стихи Евгения Долматовс­кого «Коричневая пуговка». Оба произведения объединяет эпизод поиска и разо­блачения японского шпиона. В одном случае это делает молодая девуш­ка, в другом - подростки. Фраерман не воспользовался тем же сюжетным ходом: в повести упоминаются пограничники; Танин отец, полковник, приез­жает на Дальний Восток из Москвы по служебному назначению, но военно-стратегический ста­тус места действия больше никак не эксплуатируется. При этом в повести нема­ло описаний тайги и природных ландшафтов: Фраерман воевал на Даль­нем Востоке во время Гражданской войны и хорошо знал эти места, а в 1934 го­ду ездил на Дальний Восток в составе писательской делега­ции. Не исключено, что для редакторов и цензоров географический аспект мог оказаться весомым аргументом в пользу публикации этой неформатной с точ­ки зрения соцреали­стических канонов повести.

Московский писатель

Александр Фадеев в Берлине. Фотография Роджера и Ренаты Рёссинг. 1952 год
Deutsche Fotothek

Повесть впервые вышла не отдельным изданием в «Детгизе», а во взрослом поч­тенном журнале «Красная новь». С начала 1930-х журнал возглавлял Алек­сандр Фадеев, с которым Фраерман находился в приятельских отношениях. За пять лет до выхода «Дикой собаки динго», в 1934 году, Фадеев и Фраерман оказа­лись вместе всё в той же писательской поездке в Хабаровский край. В эпи­зоде приезда московского писателя [в город приезжает писатель из Москвы, и в школе проходит его творческий вечер. Тане поручают преподнести писателю цветы. Желая проверить, действительно ли она так хороша собой, как говорят в школе, она идет в раздевалку, чтобы посмотреться в зеркало, но, увлекшись разглядыванием собственного лица, опрокидывает бутылку с чернилами и сильно пачкает ладонь. Кажется, что ката­строфа и публичный позор неминуемы. По до­­роге в зал Таня встречает писателя и просит его не подавать ей руки, не объяс­няя причину. Писатель разыгрывает сцену дарения цветов так, что никто в зале не за­мечает Таниного конфуза и ее испачканной ладони. ] велик соблазн увидеть автобиографичес­кую подоплеку, то есть изображение самого Фраермана, однако это было бы ошиб­кой. Как сказано в повести, московский писатель «родился в этом городе и да­же учился в этой самой школе». Фраерман же родился и вырос в Могилёве. А вот Фадеев действительно вырос на Дальнем Востоке и окончил там школу. К тому же московский писатель говорил «высоким голосом» и еще более тон­ким голосом смеялся - судя по воспоминаниям современников, именно такой голос был у Фадеева.

Приехав в Танину школу, писатель не только помогает девочке в ее затрудне­нии с испачканной чернилами рукой, но и проникновенно читает фрагмент одного из своих произведений о прощании сына с отцом, а в его высоком голо­се Тане слышатся «медь, звон трубы, на который откликаются камни». Обе гла­вы «Дикой собаки динго», посвященные приезду московского писателя, таким обра­зом, можно расценивать как своеобразный оммаж Фадееву, после которого глав­ный редактор «Красной нови» и один из самых влиятельных чиновников Союза советских писателей должен был с особой симпатией отнестись к новой повести Фраермана.

Большой террор

Кадр из фильма «Дикая собака динго», режиссер Юлий Карасик. 1962 год
«Ленфильм»

В книге вполне различима тема Большого террора. Мальчик Коля, племянник второй жены Таниного отца, попал в их семью по неизвестным причинам — он назван сиротой, но при этом ни разу не рассказывает о смерти родителей. Коля превосходно образован, знает иностранные языки: можно предположить, что его родители не просто позаботились о его образовании, но и сами были людьми весьма образованными.

Но это даже не главное. Фраерман предпринимает куда более смелый шаг, опи­сы­вая психологические механизмы исключения отверженного и наказанного властями человека из коллектива, где прежде его радушно принимали. По жа­ло­бе одного из школьных учителей в районной газете публикуется заметка, переворачивающая на 180 градусов реальные факты: Таню обвиняют в том, что она просто ради развлечения, несмотря на буран, потащила своего одноклас­сника Колю кататься на коньках, после чего Коля долго болел. Прочитав ста­тью, все ученики, кроме Коли и Фильки, отворачиваются от Тани, и требуется немало усилий, чтобы оправдать девочку и переломить общественное мнение. С трудом можно представить себе произведение советской взрослой литера­туры 1939 года, где появился бы подобный эпизод:

«Таня привыкла чувствовать всегда рядом с собой друзей, видеть их ли­ца и, увидев сейчас их спины, была изумлена. <…> …В раздевалке он то­же не увидел ничего хорошего. В темноте между вешалками у газеты всё еще толпились дети. Книги Тани были сброшены с подзеркальника на пол. И тут же, на полу, валялась ее дошка [дошка, или доха, - шуба мехом внутрь и наружу. ], подаренная ей недавно отцом. По ней ходили. И никто не обращал внимания на сукно и бисер, которыми она была обшита, на ее выпушку из барсучьего меха, блестев­шего под ногами, как шелк. <…> …Филька опустился на колени в пыль среди толпы, и многие наступали на его пальцы. Но всё же он собрал книги Тани и, ухватившись за Танину дошку, изо всей силы старался вырвать ее из-под ног».

Так Таня начинает понимать, что школа - и общество - устроены не идеально и единственное, что может защитить от стадного чувства, - дружба и верность самых близких, проверенных людей.

Кадр из фильма «Дикая собака динго», режиссер Юлий Карасик. 1962 год
«Ленфильм»

Это открытие было совсем неожиданным для детской литературы 1939 года. Неожиданной была и ориентация повести на русскую литературную традицию произведений о подростках, связанную с культурой модернизма и литературой 1900-х - начала 1920-х годов.

В подростковой литературе, как правило, рассказывается об инициации - испы­­тании, переводящем ребенка во взрослые. Советская литература конца 1920-х - 1930-х годов обычно изображала такую инициацию в виде герои­че­ских деяний, связанных с участием в революции, Гражданской войне, кол­лек­тивизации или раскулачивании. Фраерман выбрал другой путь: его героиня, подобно героям-подросткам русской модернистской литературы, проходит через внутренний психологический переворот, связанный с осозна­нием и пересозданием собственной личности, обретением себя.

Тонкая леса была спущена в воду под толстый корень, шевелившийся от каждого движения волны.

Девочка ловила форель.

Она сидела неподвижно на камне, и река обдавала ее шумом. Глаза ее были опущены вниз. Но взгляд их, утомленный блеском, рассеянным повсюду над водой, не был пристален. Она часто отводила его в сторону и устремляла вдаль, где круглые горы, осененные лесом, стояли над самой рекой.

Воздух был еще светел, и небо, стесненное горами, казалось среди них равниной, чуть озаренной закатом.

Но ни этот воздух, знакомый ей с первых дней жизни, ни это небо не привлекали ее сейчас.

Широко открытыми глазами следила она за вечно бегущей водой, силясь представить в своем воображении те неизведанные края, куда и откуда бежала река. Ей хотелось увидеть иные страны, иной мир, например австралийскую собаку динго. Потом ей хотелось еще быть пилотом и при этом немного петь.

И она запела. Сначала тихо, потом громче.

У нее был голос, приятный для слуха. Но пусто было вокруг. Лишь водяная крыса, испуганная звуками ее песни, близко плеснулась возле корня и поплыла к камышам, волоча за собой в нору зеленую тростинку. Тростинка была длинна, и крыса трудилась напрасно, не в силах протащить ее сквозь густую речную траву.

Девочка с жалостью посмотрела на крысу и перестала петь. Потом поднялась, вытащив лесу из воды.

От взмаха ее руки крыса шмыгнула в тростник, а темная, в пятнах, форель, до того неподвижно стоявшая на светлой струе, подпрыгнула и ушла в глубину.

Девочка осталась одна. Она взглянула на солнце, которое было уже близко к закату и клонилось к вершине еловой горы. И, хотя было уже поздно, девочка не спешила уйти. Она медленно повернулась на камне и неторопливо зашагала вверх по тропинке, где навстречу ей по пологому склону горы спускался высокий лес.

Она вошла в него смело.

Шум воды, бегущей меж рядами камней, остался за ее спиной, и перед ней открылась тишина.

И в этой вековой тишине услышала она вдруг звук пионерского горна. Он прошелся по просеке, где, не шевеля ветвями, стояли старые пихты, и протрубил ей в уши, напомнив, что надо спешить.

Однако девочка не прибавила шагу. Обогнув круглое болотце, где росли желтые саранки, она наклонилась и острым сучком вырыла из земли вместе с корнями несколько бледных цветов. Руки ее были полны, когда позади раздался тихий шум шагов и голос, громко зовущий ее по имени:

Она обернулась. На просеке, возле высокой муравьиной кучи, стоял нанайский мальчик Филька и манил ее к себе рукой. Она подошла, дружелюбно глядя на него.

Возле Фильки на широком пне увидела она котелок, полный брусники. А сам Филька узким охотничьим ножом, сделанным из якутской стали, очищал от коры свежий березовый прут.

– Разве ты не слышала горна? – спросил он. – Почему же ты не спешишь?

Она ответила:

– Сегодня родительский день. Мать моя приехать не может – она в больнице на работе, – и в лагере меня никто не ждет. А почему ты не спешишь? – добавила она с улыбкой.

– Сегодня родительский день, – ответил он так же, как она, – и ко мне приехал из стойбища отец, я пошел его проводить до еловой сопки.

– Разве ты уже проводил его? Ведь это далеко.

– Нет, – ответил с достоинством Филька. – Зачем я буду его провожать, если он останется ночевать возле нашего лагеря у реки! Я выкупался за Большими камнями и пошел искать тебя. Я слышал, как ты громко пела.

Девочка посмотрела на него и засмеялась. А смуглое лицо Фильки потемнело еще больше.

– Но если ты не спешишь никуда, – сказал он, – то постоим тут немного. Я угощу тебя муравьиным соком.

– Ты уже угощал меня утром сырой рыбой.

– Да, но то была рыба, а это уже совсем другое. Попробуй! – сказал Филька и воткнул свой прут в самую середину муравьиной кучи.

И, склонившись над ней вдвоем, они подождали немного, пока тонкая ветка, очищенная от коры, не покрылась сплошь муравьями. Тогда Филька стряхнул их, слегка ударив веткой по кедру, и показал ее Тане. На блестящей заболони видны были капли муравьиной кислоты. Он лизнул и дал попробовать Тане. Она тоже лизнула и сказала:

– Это очень вкусно. Я всегда любила муравьиный сок.

Они молчали. Таня – потому, что любила думать понемногу обо всем и молчать всякий раз, когда входила в этот молчаливый лес. А Филька о таком чистейшем пустяке, как муравьиный сок, тоже не хотел говорить. Все же это был только сок, который она могла добывать и сама.

Так прошли они всю просеку, не сказав друг другу ни слова, и вышли на противоположный склон горы. И здесь, совсем близко, под каменным обрывом, все у той же самой реки, без устали спешившей к морю, увидели они свой лагерь – просторные палатки, стоявшие на поляне в ряд.

Из лагеря доносился шум. Взрослые, должно быть, уже уехали домой, и шумели одни только дети. Но голоса их были так сильны, что здесь, наверху, среди молчания серых морщинистых камней, Тане показалось, что где-то далеко гудит и качается лес.

– А ведь, никак, уже строятся на линейку, – сказала она. – Тебе бы следовало, Филька, прийти в лагерь раньше меня, потому что не посмеются ли над нами, что мы так часто приходим вместе?

«Вот уж про это ей бы не следовало говорить», – подумал с горькой обидой Филька.

И, схватившись за цепкий слойник, торчащий над обрывом, он прыгнул вниз на тропинку так далеко, что Тане стало страшно.

Но он не расшибся. И Таня бросилась бежать по другой тропинке, меж низких сосен, криво растущих на камнях…

Тропинка привела ее на дорогу, которая, точно река, выбегала из леса и, точно река, блеснула ей в глаза своими камнями и щебнем и прошумела длинным автобусом, полным людей. Это взрослые уезжали из лагеря в город. Автобус проехал мимо. Но девочка не проводила взглядом его колес, не посмотрела в его окна: она не ожидала увидеть в нем никого из родных.

Она пересекла дорогу и вбежала в лагерь, легко перескакивая через канавы и кочки, так как была проворна.

Дети встретили ее криком. Флаг на шесте похлопал ей прямо в лицо. Она стала в свой ряд, положив цветы на землю.

Вожатый Костя погрозил ей глазами и сказал:

– Таня Сабанеева, на линейку надо становиться вовремя. Смирно! На-пра-во равняйсь! Ощущайте локтем соседа.

Таня пошире раздвинула локти, подумав при этом: «Хорошо, если у тебя справа друзья. Хорошо, если они и слева. Хорошо, если они и там и тут».

Повернув голову направо, Таня увидела Фильку. После купания лицо его блестело, как камень, а галстук был темен от воды.

И вожатый сказал ему:

– Филька, какой же ты пионер, если каждый раз делаешь себе из галстука плавки!.. Не ври, не ври, пожалуйста! Я сам все знаю. Погоди, я уж поговорю с твоим отцом серьезно.

«Бедный Филька, – подумала Таня, – ему сегодня не везет».

Она смотрела все время направо. Налево же она не смотрела. Во-первых, потому, что было это не по правилам, а во-вторых, потому, что там стояла толстая девочка Женя, которую она не предпочитала другим.

Ах, этот лагерь, где уже пятый год подряд проводит она свое лето! Почему-то сегодня он ей казался не таким веселым, как прежде. А ведь всегда она так любила просыпаться в палатке на заре, когда с тонких шипов ежевики капает на землю роса! Любила звук горна в лесу, ревущего подобно изюбрю, и стук барабанных палочек, и кислый муравьиный сок, и песни у костра, который она умела разводить лучше всех в отряде.

Что же сегодня случилось? Неужели эта бегущая к морю река навеяла на нее эти странные мысли? С каким смутным предчувствием следила она за ней! Куда хотелось ей плыть? Зачем понадобилась ей австралийская собака динго? Зачем она ей? Или это просто уходит от нее ее детство? Кто знает, когда уходит оно!

Таня с удивлением думала об этом, стоя смирно на линейке, и думала об этом позже, сидя в столовой палатке за ужином. И только у костра, который поручили ей развести, она взяла себя в руки.

Она принесла из лесу тонкую березку, высохшую на земле после бури, и поставила ее посередине костра, а кругом искусно развела огонь.

Филька же окопал его и подождал, пока не займутся сучья.

И березка горела без искр, но с легким шумом, со всех сторон окруженная сумраком.

Дети из других звеньев приходили к костру любоваться. Приходил и вожатый Костя, и доктор с бритой головой, и даже сам начальник лагеря. Он спросил их, почему они не поют и не играют, раз у них такой красивый костер.

Дети спели одну песню, потом другую.

А Тане не хотелось петь.

Как прежде на воду, широко открытыми глазами смотрела она на огонь, тоже вечно подвижный и постоянно стремящийся вверх. И он, и он шумел о чем-то, навевая на душу неясные предчувствия.

Филька, который не мог видеть ее печальной, принес к костру свой котелок с брусникой, желая порадовать ее тем немногим, что у него было. Он угостил всех товарищей по звену, но Тане выбрал ягоды самые крупные. Они были спелы и прохладны, и Таня съела их с удовольствием. А Филька, видя ее снова веселой, начал рассказывать о медведях, потому что отец его был охотник. И кто же другой мог так хорошо рассказать о них.

Но Таня прервала его.

– Я родилась здесь, в этом краю и в этом городе, и нигде не бывала в другом месте, – сказала она, – но всегда удивлялась, почему здесь так много говорят о медведях. Постоянно о медведях…

– Потому что кругом тайга, а в тайге водится много медведей, – ответила толстая девочка Женя, у которой не было никакой фантазии, но которая всему умела находить верную причину.

Таня задумчиво посмотрела на нее и спросила у Фильки, не может ли он что-нибудь рассказать об австралийской собаке динго.

Но о дикой собаке динго Филька ничего не знал. Он мог бы рассказать о злых нартовых собаках, о лайках, но об австралийской собаке ему ничего не было известно. Не знали о ней и другие дети.

И толстая девочка Женя спросила:

– А скажи, пожалуйста, Таня, зачем тебе австралийская собака динго?

Но Таня ничего не ответила, потому что в самом деле ничего на это не могла сказать. Она только вздохнула.

Словно от этого тихого вздоха березка, горевшая до того так ровно и ярко, вдруг закачалась, как живая, и рухнула, рассыпалась пеплом. В кругу, где сидела Таня, стало темно. Мрак подступил близко. Все зашумели. И тотчас же из темноты раздался голос, которого никто не знал. Это не был голос вожатого Кости.

Он сказал:

– Ай-ай, друга, чего кричишь?

Чья-то темная большая рука пронесла над головой Фильки целую охапку сучьев и бросила их в костер. Это были еловые лапы, которые дают много света и искр, с гудением уносящихся вверх. И там, наверху, они гаснут не скоро, они горят и мерцают, точно целые горсти звезд.

Дети вскочили на ноги, а к костру подсел человек. Он был с виду мал, носил кожаные наколенники, а на голове у него была берестяная шляпа.

– Это Филькин отец, охотник! – закричала Таня. – Он ночует сегодня тут, рядом с нашим лагерем. Я его хорошо знаю.

Охотник подсел к Тане поближе, закивал ей головой и улыбнулся. Улыбнулся он и другим детям, показав свои широкие зубы, источенные длинным мундштуком медной трубочки, которую он крепко сжимал в руке. Каждую минуту он подносил к своей трубочке уголек и сопел ею, ничего никому не говоря. Но это сопение, этот тихий и мирный звук говорил всем, кто хотел его слушать, что в голове этого странного охотника нет никаких дурных мыслей. И поэтому, когда к костру подошел вожатый Костя и спросил, почему у них в лагере находится посторонний человек, то дети закричали все вместе:

– Не трогай его, Костя, это Филькин отец, пусть посидит у нашего костра! Нам с ним весело!

– Ага, так это Филькин отец, – сказал Костя. – Отлично! Я узнаю его. Но, в таком случае, я должен сообщить вам, товарищ охотник, что сын ваш Филька постоянно ест сырую рыбу и угощает ею других, например Таню Сабанееву. Это одно. А во-вторых, из своего пионерского галстука он делает себе плавки, купается возле Больших камней, что категорически было ему запрещено.

Сказав это, Костя ушел к другим кострам, которые ярко горели на поляне. А так как охотник не все понял из того, что сказал Костя, то посмотрел ему вслед с уважением и на всякий случай покачал головой.

– Филька, – сказал он, – я живу в стойбище и охочусь на зверя и плачу деньги для того, чтобы ты жил в городе и учился и был всегда сыт. Но что же из тебя выйдет, если за один только день ты сделал так много зла, что на тебя жалуются начальники? Вот тебе за это ремень, иди в лес и приведи сюда моего оленя. Он пасется близко отсюда. Я переночую у вашего костра.

И он дал Фильке ремень, сделанный из лосиной кожи, такой длинный, что его можно было закинуть на вершину самого высокого кедра.

Филька поднялся на ноги, глядя на товарищей, не разделит ли кто-нибудь с ним его наказание. Тане стало жалко его: ведь это ее угощал он утром сырой рыбой, а вечером муравьиным соком и, может быть, ради нее купался у Больших камней.

Она вскочила с земли и сказала:

– Филька, пойдем. Мы поймаем оленя и приведем его твоему отцу.

И они побежали к лесу, который встретил их по-прежнему молчаливо. Скрещенные тени лежали на мху между елями, и волчьи ягоды на кустах блестели от света звезд. Олень стоял тут же, близко, под пихтой, и объедал мох, свисавший с ее ветвей. Олень был так смирен, что Фильке не пришлось даже развернуть аркан, чтобы набросить его на рога. Таня взяла оленя за повод и по росистой траве вывела его на опушку, а Филька привел к костру.

Охотник засмеялся, увидев детей у костра с оленем. Он предложил Тане свою трубочку, чтобы она покурила, так как он был добрый человек.

Но дети громко засмеялись. А Филька строго сказал ему:

– Отец, пионеры не курят, им нельзя курить.

Охотник был очень удивлен. Но недаром же он платит деньги за сына, недаром же сын живет в городе, ходит в школу и носит на шее красный платок. Должен же он знать такие вещи, о которых не знает отец. И охотник закурил сам, положив руку на плечо Тане. А олень его подышал ей в лицо и прикоснулся к ней рогами, которые тоже могли быть нежными, хотя уже и давно затвердели.

Таня опустилась на землю рядом с ним почти счастливая.

На поляне всюду горели костры, вокруг костров пели дети, и доктор ходил среди детей, беспокоясь об их здоровье.

И Таня с удивлением думала:

«В самом деле, разве это не лучше австралийской собаки динго?»

Почему же ей все-таки хочется плыть по реке, почему все звенит в ушах голос ее струй, бьющихся о камни, и так хочется в жизни перемен?..

В детском лагере в Сибири отдыхали друзья с детства и одноклассники Таня Сабанеева и Филька и теперь они возвращаются домой. Девочку дома встречают старая собака Тигр и старая нянька (мать на работе, а отец не живёт с ними с тех пор, как Тане исполнилось 8 месяцев). Девочка мечтает о дикой австралийской собаке Динго, впоследствии дети так её и прозовут за обособленность от коллектива.

Филька делится с Таней своим счастьем - ему отец-охотник подарил лаек. Тема отцовства: Филька гордится своим отцом, Таня сообщает другу, что её отец живёт на Маросейке - мальчик раскрывает карту и долго ищет остров с таким названием, но не находит и говорит об этом Тане, которая расплакавшись убегает. Таня ненавидит отца и агрессивно реагирует на эти разговоры с Филькой.

Однажды Таня нашла под подушкой матери письмо, в котором отец сообщает о переезде его новой семьи (жена Надежда Петровна и её племянник Коля - приёмный сын Таниного отца) в их город. Девочку переполняет чувство ревности и ненависти к тем, которые украли у неё отца. Мать пытается настроить Таню положительно по отношению к отцу.

В то утро, когда должен был приехать отец, девочка сорвала цветы и пошла в порт его встречать, но не найдя его среди приехавших дарит цветы больному мальчику на носилках (она ещё не знает, что это и есть Коля).

Начинается учёба, Таня пытается обо всем забыть, но это у неё не получается. Филька пытается поднять ей настроение (слово товарищ на доске пишет с Ь и объясняет это тем, что это глагол второго лица).

Таня лежит с мамой на грядке. Ей хорошо. Она впервые задумалась не только о себе, но и о матери. У ворот полковник - отец. Тяжёлая встреча (спустя 14 лет). Таня обращается к отцу на «Вы».

Коля попадает в тот же класс, что и Таня и садится с Филькой. Коля попал в новый для него, незнакомый мир. Ему очень тяжело.

Таня с Колей постоянно ссорятся, причём по Таниной инициативе, идёт борьба за внимание отца. Коля умный, любящий сын, он относится к Тане с иронией и насмешкой.

Коля рассказывает о встрече с Горьким в Крыму. Таня принципиально не слушает, это выливается в конфликт.

Женя (одноклассница) решает, что Таня влюблена в Колю. Филька мстит за это Жене и вместо липучки (смола) угощает её мышонком. Маленький мышонок лежит один на снегу - Таня его согревает.

В город приехал писатель. Дети решают, кто будет дарить ему цветы Таня или Женя. Выбрали Таню, она гордится такой честью («пожать знаменитому писателю руку»). Таня развернула чернильницу и облила руку, её заметил Коля. Эта сцена демонстрирует, что отношения между врагами стали теплее. Ещё некоторое время спустя Коля предложил Тане танцевать с ней на ёлке.

Новый год. Приготовления. «Придёт ли он?» Гости, а Коли нет. «А ведь совсем недавно сколько горьких и сладких чувств толпилось в её сердце при одной только мысли об отце: Что с ней? Она все время думает о Коле.» Филька тяжело переживает Танину влюблённость, так как сам влюблён в Таню. Коля подарил ей аквариум с золотой рыбкой, а Таня попросила эту рыбку зажарить.

Танцы. Интрига: Филька сообщает Тане, что Коля завтра идёт с Женей на каток, а Коле говорит, что они завтра пойдут с Таней на спектакль в школу. Филька ревнует, но пытается это скрыть. Таня идёт на каток, но прячет коньки, так как встречает Колю с Женей. Таня решает забыть Колю и идёт в школу на спектакль. Резко начинается буран. Таня бежит на каток, чтобы предупредить ребят. Женя испугалась и быстро ушла домой. Коля упал на ногу и не может идти. Таня бежит к Фильке домой, садится в собачью упряжку. Она бесстрашна и решительна. Собаки вдруг перестали её слушаться, тогда девочка бросила им на растерзание любимого Тигра (это была очень большая жертва). Коля и Таня упали с нарты, но несмотря на страх продолжают бороться за жизнь. Буран усиливается. Таня, рискуя жизнью, тянет Колю на нарте. Филька предупредил пограничников и те вышли на поиски детей, среди них был и их отец.

Каникулы. Таня и Филька навещают Колю, который отморозил себе щеки и уши.

Школа. Слухи о том, что Таня хотела погубить Колю, затащив его на каток. Все против Тани, кроме Фильки. Ставится вопрос об исключении Тани из пионеров. Девочка прячется и плачет в пионерской комнате, потом засыпает. Её нашли. Все узнают от Коли правду.

Таня, проснувшись, возвращается домой. Разговаривают с матерью о доверии, о жизни. Таня понимает, что мать до сих пор любит отца, мать предлагает уехать.

Встреча с Филькой, он узнает, что Таня собирается встретиться с Колей на рассвете. Филька из ревности рассказывает об этом их отцу.

Лес. Объяснение Коли в любви. Приходит отец. Таня уходит. Прощание с Филькой. Уходит. Конец.

Тонкая леса была спущена в воду под толстый корень, шевелившийся от каждого движения волны.

Девочка ловила форель.

Она сидела неподвижно на камне, и река обдавала ее шумом. Глаза ее были опущены вниз. Но взгляд их, утомленный блеском, рассеянным повсюду над водой, не был пристален. Она часто отводила его в сторону и устремляла вдаль, где крутые горы, осененные лесом, стояли над самой рекой.

Воздух был еще светел, и небо, стесненное горами, казалось среди них равниной, чуть озаренной закатом.

Но ни этот воздух, знакомый ей с первых дней жизни, ни это небо не привлекали ее сейчас.

Широко открытыми глазами следила она за вечно бегущей водой, силясь представить в своем воображении те неизведанные края, куда и откуда бежала река. Ей хотелось увидеть иные страны, иной мир, например австралийскую собаку динго. Потом ей хотелось еще быть пилотом и при этом немного петь.

И она запела. Сначала тихо, потом громче.

У нее был голос, приятный для слуха. Но пусто было вокруг. Лишь водяная крыса, испуганная звуками ее песни, близко плеснулась возле корня и поплыла к камышам, волоча за собой в нору зеленую тростинку. Тростинка была длинна, и крыса трудилась напрасно, не в силах протащить ее сквозь густую речную траву.

Девочка с жалостью посмотрела на крысу и перестала петь. Потом поднялась, вытащив лесу из воды.

От взмаха ее руки крыса шмыгнула в тростник, а темная, в пятнах, форель, до того неподвижно стоявшая на светлой струе, подпрыгнула и ушла в глубину.

Девочка осталась одна. Она взглянула на солнце, которое было уже близко к закату и клонилось к вершине еловой горы. И, хотя было уже поздно, девочка не спешила уйти. Она медленно повернулась на камне и неторопливо зашагала вверх по тропинке, где навстречу ей по пологому склону горы спускался высокий лес.

Она вошла в него смело.

Шум воды, бегущей меж рядами камней, остался за ее спиной, и перед ней открылась тишина.

И в этой вековой тишине услышала она вдруг звук пионерского горна. Он прошелся по просеке, где, не шевеля ветвями, стояли старые пихты, и протрубил ей в уши, напомнив, что надо спешить.

Однако девочка не прибавила шагу. Обогнув круглое болотце, где росли желтые саранки, она наклонилась и острым сучком вырыла из земли вместе с корнями несколько бледных цветов. Руки ее уже были полны, когда позади раздался тихий шум шагов и голос, громко зовущий ее по имени:

Она обернулась. На просеке, возле высокой муравьиной кучи, стоял нанайский мальчик Филька и манил ее к себе рукой. Она подошла, дружелюбно глядя на него.

Возле Фильки на широком пне увидела она котелок, полный брусники. А сам Филька узким охотничьим ножом, сделанным из якутской стали, очищал от коры свежий березовый прут.

Разве ты не слышала горна? - спросил он. - Почему же ты не спешишь?

Она ответила:

Сегодня родительский день. Мать моя приехать не может - она в больнице на работе, - и в лагере меня никто не ждет. А почему ты не спешишь? - добавила она с улыбкой.

Сегодня родительский день, - ответил он так же, как она, - и ко мне приехал из стойбища отец, я пошел его проводить до еловой сопки.

Разве ты уже проводил его? Ведь это далеко.

Нет, - ответил с достоинством Филька. - Зачем я буду его провожать, если он останется ночевать возле нашего лагеря у реки! Я выкупался за Большими камнями и пошел искать тебя. Я слышал, как ты громко пела.

Девочка посмотрела на него и засмеялась. А смуглое лицо Фильки потемнело еще больше.

Но если ты не спешишь никуда, - сказал он, - то постоим тут немного. Я угощу тебя муравьиным соком.

Ты уже угощал меня утром сырой рыбой.

Да, но то была рыба, а это уже совсем другое. Попробуй! - сказал Филька и воткнул свой прут в самую середину муравьиной кучи.

И, склонившись над ней вдвоем, они подождали немного, пока тонкая ветка, очищенная от коры, не покрылась сплошь муравьями. Тогда Филька стряхнул их, слегка ударив веткой по кедру, и показал ее Тане. На блестящей заболони видны были капли муравьиной кислоты. Он лизнул и дал попробовать Тане. Она тоже лизнула и сказала:

Это очень вкусно. Я всегда любила муравьиный сок.

Они молчали. Таня - потому, что любила думать понемногу обо всем и молчать всякий раз, когда входила в этот молчаливый лес. А Филька о таком чистейшем пустяке, как муравьиный сок, тоже не хотел говорить. Все же это был только сок, который она могла добывать и сама.

Так прошли они всю просеку, не сказав друг другу ни слова, и вышли на противоположный склон горы. И здесь, совсем близко, под каменным обрывом, все у той же самой реки, без устали спешившей к морю, увидели они свой лагерь - просторные палатки, стоявшие на поляне в ряд.

Из лагеря доносился шум. Взрослые, должно быть, уже уехали домой, и шумели одни только дети. Но голоса их были так сильны, что здесь, наверху, среди молчания серых морщинистых камней, Тане показалось, что где-то далеко гудит и качается лес.

А ведь, никак, уже строятся на линейку, - сказала она. - Тебе бы следовало, Филька, прийти в лагерь раньше меня, потому что не посмеются ли над нами, что мы так часто приходим вместе?

«Вот уж про это ей бы не следовало говорить», - подумал с горькой обидой Филька.

И, схватившись за цепкий слойник, торчащий над обрывом, он прыгнул вниз на тропинку так далеко, что Тане стало страшно.

Но он не расшибся. И Таня бросилась бежать по другой тропинке, меж низких сосен, криво растущих на камнях…

Тропинка привела ее на дорогу, которая, точно река, выбегала из леса и, точно река, блеснула ей в глаза своими камнями и щебнем и прошумела длинным автобусом, полным людей. Это взрослые уезжали из лагеря в город.

Автобус проехал мимо. Но девочка не проводила взглядом его колес, не посмотрела в его окна; она не ожидала увидеть в нем никого из родных.

Она пересекла дорогу и вбежала в лагерь, легко перескакивая через канавы и кочки, так как была проворна.

Дети встретили ее криком. Флаг на шесте похлопал ей прямо в лицо. Она стала в свой ряд, положив цветы на землю.

Вожатый Костя погрозил ей глазами и сказал:

Таня Сабанеева, на линейку надо становиться вовремя. Смирно! На-пра-во равняйсь! Ощущайте локтем соседа.

Таня пошире раздвинула локти, подумав при этом: «Хорошо, если у тебя справа друзья. Хорошо, если они и слева. Хорошо, если они и там и тут».

Повернув голову направо, Таня увидела Фильку. После купания лицо его блестело, как камень, а галстук был темен от воды.

И вожатый сказал ему:

Филька, какой же ты пионер, если каждый раз делаешь себе из галстука плавки!.. Не ври, не ври, пожалуйста! Я сам все знаю. Погоди, я уж поговорю с твоим отцом серьезно.

«Бедный Филька, - подумала Таня, - ему сегодня не везет».

Она смотрела все время направо. Налево же она не смотрела. Во-первых, потому, что было это не по правилам, во-вторых, потому, что там стояла толстая девочка Женя, которую она не предпочитала другим.

Ах, этот лагерь, где уже пятый год подряд проводит она свое лето! Почему-то сегодня он ей казался не таким веселым, как прежде. А ведь всегда она так любила просыпаться в палатке на заре, когда с тонких шипов ежевики капает на землю роса! Любила звук горна в лесу, ревущего подобно изюбру, и стук барабанных палочек, и кислый муравьиный сок, и песни у костра, который она умела разводить лучше всех в отряде.