Главная > Физика > Существовала ли реальная политическая альтернатива большевикам. Была ли у россии демократическая альтернатива октябрю. Альтернатива октября, или то, что упустили

Существовала ли реальная политическая альтернатива большевикам. Была ли у россии демократическая альтернатива октябрю. Альтернатива октября, или то, что упустили

События октября 1917 года часто пытаются представить неким леворадикальным, авторитарным переворотом, осуществлённым против «молодой российской демократии». При этом могут и поругивать саму молодую демократию: дескать, была она слишком слабой и разболтанной. Такую и свергнуть оказалось легко. Да туда ей, собственно, и дорога, хотя большевики всё равно плохие.

Александр Фёдорович Керенский

Здесь очень много штампов, которые возникают от незнания некоторых вещей. Нет, не обязательно из того незнания, что отличает «двоечников» всех возрастов. Человек может быть вполне образованным и начитанным, искренне интересующимся своей страны, а вот схватывать картину в целом у него получается плохо. А без этого всегда будет происходить подпитка разного рода мифов и штампов. Попытаемся хотя бы «потеснить» некоторые из них.

Прежде всего надо отметить, что Временное правительство вовсе не было такой рыхлой и нерешительной коалицией, какой её иногда представляют. Хотя коалиционные кризисы имели место быть, но осенью 1917 года на властном Олимпе находилась либеральная хунта, пытающаяся всячески ограничить демократические институты. Речь идёт о так называемой Директории («Деловом кабинете»), который создал правый эсер Александр Керенский. Входило в неё пять человек: он сам, Алексей Никитин (меньшевик), Михаил Терещенко (беспартийный, крупный предприниматель), Александр Верховский (беспартийный), Дмитрий Вердеревский (беспартийный).

Керенский сделался одновременно и министром-председателем (премьером), и Верховным главнокомандующим, получив, по сути, диктаторские полномочия. Иосиф Сталин тогда иронически писал о «новой» власти: «Избранная Керенским, утвержденная Керенским, ответственная перед Керенским и независимая от рабочих, крестьян и солдат» («Кризис и Директория»). После образования Директории и сосредоточения полномочий Керенский взял, да и распустил Государственную думу, которую, между прочим, выбирали в отличие от его правительства. У нас очень любят поплакаться по поводу роспуска Учредительного собрания и о порушенной «легитимности». А вот про первый русский парламент и его легитимность почему-то не вспоминают.


Владимир Ильич Ульянов (Ленин)

Одновременно Керенский провозгласил в России республику, опять-таки без всяких там выборных органов, и потом уже упразднил Директорию, создав новое коалиционное правительство (туда входило 4 кадета и 2 прогрессиста). Правда, нечто подобное парламенту при нём всё-таки возникло. 14–22 сентября (27 сентября – 5 октября) в Петрограде прошло Всероссийское демократическое совещание. В нём приняли участие представители от Советов, профсоюзов, городских самоуправлений, земств, кооперативных организаций и других.

Большинство из 1000 делегатов являлось сторонниками Партии социалистов-революционеров (эсеров), но сильные фракции имели большевики и меньшевики. На совещании было принято решение создать так называемый Предпарламент (Всероссийский демократический совет, Временный совет Российской республики). Причём вначале предполагалось, что правительство будет подотчётно этому выборному органу. Однако затем из проекта резолюции положение о подотчётности выкинули, а сам Предпарламент преобразовали в совещательный орган при правительстве. Такой вот «демократический» кульбит. Более того, потом состав этого Предпарламента, который правильно было бы назвать «недопарламентом», изменили - сверху. «Временные» включили туда кадетов и представителей торгово-промышленных организаций. Большевики вначале участвовали в работе ВСР, но после всё-таки вышли оттуда, взяв курс на передачу власти Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Надо сказать, что Временное правительство попыталось подмять под себя и местные власти. Вначале сделали ставку на председателей губернских земских управ. Они должны были занять места губернаторов. Однако потом власть «подарили» губернским комиссарам, назначаемым сверху. Те, правда, должны были назначаться по согласованию с органами самоуправления, но этот фиговый листок никого не обманул.

Уж на что куцым был Предпарламент, но даже и он в конце концов взбунтовался против Керенского и его хунты. Вечером 24 октября состоялась сессия, на которой выступил один из лидеров меньшевиков Фёдор Дан. Он выразил полное несогласие с большевиками, хотя в то же самое время особо подчеркнул: конфликт между властью и левыми радикалами должен быть урегулирован исключительно мирными средствами. Иначе победят радикалы правые, чего нельзя допустить ни в коем случае. И, безусловно, необходимо вплотную заняться социальными преобразованиями, выполняя чаяния масс, идущих за большевиками. Левые силы (эсеры, меньшевики) предложили Предпарламенту резолюцию, содержащую довольно-таки жёсткую критику в адрес правительства.

В ней требовалось немедленно провозгласить программу «земли и мира», а также создать Комитет общественного спасения. По замыслу творцов резолюции, он должен был состоять из представителей Советов и городских самоуправлений, действующих в тесном контакте с правительством. Резолюция была принята, но Керенский и его министры послали Предпарламент куда подальше, ещё раз проявив свой недюжинный демократизм.

2. ВЗЛЁТ И ПАДЕНИЕ ЭСЕРОВ

С «демократизмом» Временного правительства мы разобрались. Теперь стоит коснуться вопроса о «леводемократической альтернативе» большевизму - об эсерах и меньшевиках. Их часто позиционируют как партии «демократического социализма», которые могли бы провести Россию между Сциллой большевизма и Харибдой либерализма. И действительно, потенциал у этих партий имелся. Особенно впечатляющим выглядит взлёт эсеров, произошедший после Февральской революции. Летом 1917 года численность их партии достигла 1 млн членов - это был пик популярности социалистов-революционеров, самой влиятельной неонароднической силы в стране.

Однако период подъёма весьма быстро сменился периодом упадка. Эсеры получили поддержку большинства, но так и не смогли ею воспользоваться. Для этого нужно было выполнить как минимум два условия. Во-первых, придерживаться идейно-политических основ, а во-вторых, поддерживать организационно-политическое единство. И вот с этим у эсеров было очень плохо. Они попали в идейную зависимость от меньшевиков и фактически отказались от своей народнической основы. Как известно, народники были против того, чтобы проходить фазу капиталистического развития, считая, что у России существуют самобытные институты (община и артель), необходимые для социалистической реорганизации.

Это положение подверглось абсолютной ревизии, и в 1917 году эсеры стояли на позициях ортодоксального российского марксизма (меньшевизма), согласно которому капиталистический путь нужно пройти до конца. Показательно, что сами меньшевики были, мягко говоря, не очень-то популярны. И это показали итоги выборов в Учредительное собрание, на которых они получили всего 2,1% (тогда как большевики 24,5%). То есть сама идея социал-реформистского пути развития успехом не пользовалась. Эсеров же поддерживали как революционно-социалистическую партию, каковой она к тому времени не являлась. Вот почему они так быстро растратили весь свой огромный политический капитал и не смогли стать альтернативой большевизму.


Весной 1917 года Петроград захлестнули митинговые страсти

«Исторический» парадокс: большевики-марксисты были намного ближе к народничеству, чем сами эсеры. Они не собирались держаться за институты буржуазной демократии и идти путём длительного реформирования капитализма. Кстати, Владимир Ленин не был на первых порах сторонником форсированного строительства социализма (о чём ещё будет разговор). Он выступал за то, чтобы совершить (точнее, завершить) буржуазно-демократические преобразования в условиях власти Советов, избираемых (с возможностью отзыва) от предприятий, воинских частей и т.д. Тем самым предполагалось начать путь к социализму.

Но вернёмся к эсерам. Помимо идеологического ревизионизма для них был характерен потрясающий организационный раздрай. В партии существовало несколько ожесточённо спорящих друг с другом течений.

Выделяют правых эсеров (Николай Авксентьев, Екатерина Брешко-Брешковская), центристов (Семён Маслов, Виктор Чернов) и левых (Мария Спиридонова, Борис Камков). (К слову, эсеровский центр фактически тоже был расколот - на лево- и правоцентристов.) Причём поначалу в авангарде раскольничества стояли именно правые. Так, 16 сентября они опубликовали воззвание, в котором обвинили ЦК ПСР в пораженчестве. Правые призвали своих сторонников создавать объединения на местах и быть готовыми к проведению отдельного съезда. Более того, они захотели создать в ряде губерний свои собственные избирательные списки.

Получается, что значительная часть эсеров была готова к практически всемерной поддержке либеральной хунты Керенского, раскалывая в то же самое время свою же собственную партию.

Обособлялась и левая часть партии, к чему её активнейшим образом подталкивали. Сама фракция возникла ещё на III съезде в конце мая - начале июня 1917 года. Тогда она раскритиковала партийное руководство за «перемещение центра опоры партии на слои населения, по классовому характеру своему или уровню сознательности не могущие быть действительной поддержкой политики истинного революционного социализма». Левые потребовали передать землю крестьянам и власть Советам. И тогда ЦК вполне по-«демократически» запретил им выступать с критикой решений съезда. А 29–30 октября левых просто исключили из партии, целиком распустив петроградскую, воронежскую и гельсингфоргскую организации. И только после этого левые приступили к формированию собственных партийных структур и стали готовить отдельный съезд.

Кстати, вот весьма любопытный момент. В распущенной петроградской организации ПСР левых поддерживали 40 из 45 тыс. членов. Вдумаемся: левые составляют меньшинство в партии, однако за ними идут практически все столичные социалисты-революционеры! Это ли не показатель мощнейших разрушительных процессов и перекосов, имеющих место быть в этой гигантской, но крайне рыхлой партии?

История - это не голливудская мелодрама с хеппи-эндом. Далеко не всё в её течении отвечает нашим представлениям об идеальном. Но разве мы живём в идеальном мире? Порой пути истории проходят через особенно суровые испытания, гражданские войны и революции. Любая революция - это катастрофа, трагедия. Прежний порядок рушится, и обломки его давят миллионы людей. Разоравнные социальные связи топят общество в «войне всех против всех». Но в то же время революции, несмотря на свою разрушительную силу, приносят свою пользу. Они постигают страдающие от них общества не просто так, а лишь тогда, когда эти общества не могут решить некие проблемы обычным, мирным путём, когда долгими и упорными действиями своей элиты они сами оказываются в таком безвыходном положении, что их единственный шанс на сохранение своего существования - попытка разрубить гордиев узел. Это не значит, что революция обязательно принесёт решение неких проблем, Впрочем, в этом тексте речь пойдёт не о Русской революции в целом, а лишь об одном её эпизоде - Октябрьском перевороте.

Сразу хочу уточнить, что, написав слова «Октябрьский переворот», я вовсе не хотел нанести оскорбление этому историческому событию. Просто я хотел бы обратить внимание читателей на то, что произошедшее в Петрограде в ночь на 25 октября 1917 года было лишь одним звеном (пусть и очень важным) длинной цепи событий русской революции, которая начинается как минимум с февраля, а то и вообще с кровавого воскресенья, а доходит, пожалуй, до конца 30-х годов, когда новое общество и государство в целом сформировались (самая подходящая драматическая концовка - 1937). На самом деле большая часть тех разрушительных явлений, которые некоторые наивные люди считают последствиями Октябрьского переворота, была результатом революции в целом. И Гражданская война, и отпадение окраин, и экономический кризис, и распад связей между городом и деревней, и вспышка стихийного крестьянкого анархизма - всё это уже было заложено (и на самом деле началось) ДО победы блока радикальных социалистов в октябре 1917. Поэтому не стоит взваливать на Октябрьский переворот слишком тяжёлую ношу исторических последствий. Но это не значит, что существенных последствий у переворота совсем не было.

АЛЬТЕРНАТИВА ОКТЯБРЮ, ИЛИ ТО, ЧЕГО НЕ БЫЛО

Каждое важное историческое событие - это некий выбор, который открывает нам некие возможности, но одновременно устраняет другие. Что дал России и чего лишил её Октябрьский переворот?

Приходится иногда слышать, что он лишил Россию шанса стать демократической страной европейского типа. Но была ли такая возможность на самом деле?

На этот вопрос нельзя ответить без учёта влияния самого главного «проклятого вопроса», стоявшего перед русским обществом - аграрного. Именно аграрный вопрос был главным зарядом, разрушившим и политическую систему империи, и её социально-экономическое устройство. Именно на аграрном вопросе, на плечах крестьян в серых шинелях, мечтающи о помещичьих землях, вьехали во власть большевики.

Предположим, мановением волшебной палочки большевики исчезают. За компанию с ними избавляют мир от своего существования левые эсеры. Исчезнет ли при этом аграрный вопрос? Ясно, что нет.

Будет ли он решён другими силами? Если исходить из обещаний основных противников большевиков (а это на момент Октябрьского переворота были вовсе не монархисты и даже не либералы, а самые что ни на есть социалисты, просто другого толка), то все они готовы были решать «проклятый вопрос» в пользу крестьян, более того, кое у кого этот аграрный вопрос вообще официально стоял на первом месте (в отличие от большевиков). Но вот только перешли бы они от слов к делам?

Ведь аграрный вопрос - он же не уникальная особенность русской истории. Многие страны им так или иначе переболели. Почти во всех революциях прошлого века (особенно в аграрных странах) он оставил свой след. Более того, часто даже играл главную роль. Можно делать некоторые выводы. И выводы эти простые. Устраивать себе пиар на аграрном вопросе всегда находится достаточное количество желающих. Но когда дело доходит до реального воплощения обещаний - энтузиазм сразу же убавляется. Понятно, что отбирать землю у крупных собственников и отдавать её простым крестьянам - дело хлопотное. Собственники - влиятельные люди. У них связи в политической и военной элите, они образованы и организованы, способны последовательно отстаивать свои интересы. В конце концов, они просто-напросто самые богатые люди этой страны.

Кроме того, и это было особенно хорошо заметно именно в России, именно крупные земельные владения наиболее эффективно ведут хозяйство. Больше половины товарной продукции в России давали хозяйства помещиков и других крупных землевладельцев, в то время как две трети крестьянских хозяйств не давало практически ничего. «Чёрный передел» уничтожил бы высокопроизводительные хозяйства, увеличив удельный вес тех, в которых нищий крестьянин с деревянной сохой без знаний агротехники еле-еле кормит себя и свою семью. Что же будет после уравнительной аграрной реформы с пресловутым русским экспортом? И на что же в этих условиях будет опираться модернизация? Достаточно ли богатая страна Россия, чтобы резать куриц, несущих золотые яйца? Тут дилемма посложнее, чем бросать или не бросать бомбу в губернатора.

Ясно, что проведение аграрной реформы требует в этой ситуации решительности, политической ловкости и жесткости одновременно, готовности идти до конца. Но были ли наделены этими качествами вожди социалистов - соперников большевиков?

Последующая история этих партий и их вождей показывает, что они этим набором достоинств не обладали. Да и чего ради Гоцу и Натансону, не говоря уж об Аксельроде и Цедербауме, заботиться о русских крестьянах? Попиариться защитниками крестьянских нужд - это одно. А вот реально эти нужды защищать… Е сли бы «нерадикальные социалисты» готовы были пойти на радикальную аграрную реформу, то объявили бы о её начале сразу после формирования «однородного социалистического правительства». Конечно, это было бы вторжением в область компетенции будущего Учредительного собрания, но важность и срочность вопроса (требовалось восстановить утраченную поддержку населения и выбить страшное оружие из рук большевистской пропаганды), а также его место в программах этих партий вполне оправдывали перенесение реализации аграрной реформы на более близкий срок. Большая часть населения это бы одобрила и горячо поддержала.

Другое дело, если радикальную аграрную реформу вовсе не собирались на самом деле проводить. Ясно, что единственным возможным вариантом аграрной реформы для «нерадикальных» социалистов могла быть только формальная, частичная реформа-обманка. Таких реформ, проводимых после шумных многообещающих революций, было довольно много в истории стран «третьего мира». Например, национализировать и раздать крестьянам небольшую часть владений помещиков, пожертвовав для этого самыми экономически несостоятельными хозяйствами. После процесс можно отложить на многие годы, мотивируя это военной разрухой, высокой задолженностью государства и т.д. Понятно, что крестьян это не убедило бы. Продолжались бы попытки стихийного передела земли. Правительство бы с ними боролось и быстро втянулось в стихийную войну с крестьянством. Кстати, если Россия не выходит досрочно из войны и не демобилизует армию, вся эта радость ещё и наложится на неизбежную проразвёрстку. Со всеми вытекающими последствиями.

Разумеется, в таком варианте гражданской войны у крестьян совсем немного шансов ни на победу, ни на учитывающий их интересы компромисс. Но и «однородное социалистическое правительство» не переживёт эти испытания, заменённое более логичной в условиях гражданской войны военной хунтой. Нечто вроде Омского переворота во всероссийском масштабе было бы неизбежным.

Русское общество было бы слишком сильно расколото политически, слишком велик был бы разрыв между нищетой большей части населения и богатством элиты.

И вот тут мы возвращаемся к тому, с чего начали - с демократии. Конечно, не стоит идеализировать этот строй и считать, что он являет собой власть народа. Но всё же без определённого вовлечения масс в политику он не возможен. Однако это вовлечение должно быть безопасно для существующих в обществе устоев. То есть люди, получая политические права, не должны поддерживать тех, кто хочет эти основы разрушать.

В силу этого демократия в её западном варианте для такой России была бы невозможна, разве что её не очень хорошо выполненная имитация в стиле «банановых республик». При этом в силу слишком высокого для банановых республик уровня политической сознательности и образованности политическая система не будет стабильной. Её будут расшатывать и крестьянские восстания, и мятежи обделённых властью армейских генералов (если можно К. или А., то почему мне нельзя? Чем я хуже калмыцкого выскочки?) Кстати, такая система, несмотря на кажущуюся нестабильность и бурление, на самом деле очень устойчива в своих главных принципах (даже при пёстром мелькании лиц во власти) - потому что все дееспособные политические силы, которые были бы заинтересованы в её изменениях, выбиты. Тут разве что поможет давление извне, от заокеанских демократизаторов.

Надо полагать, в такую страну серьёзные иностранные инвесторы не пойдут (или пойдут на самых кабальных для России условиях). О восстановлении довоенных темпов экономического роста можно будет только мечтать. Сил и источников для самостоятельного развития у такой России тоже не было бы. Впрочем, природные ресурсы бы добывали весьма активно.

Историческая судьба России без Октябрьского переворота - оказаться в «первом ряду» отсталых стран, продолжать развитие в направлении сырьевого придатка с «банановой диктатурой» или «ананасовой демократией», но без своих бананов и ананасов. Отчасти она была бы похожа на современную Россию (но со значительно меньшей свободой внутри страны), отчасти на латиноамериканские государства середины прошлого века. Ни демократизации, ни быстрого экономического и культурного рывка бы не получилось.

Международное положение России были бы довольно тяжелым.

Внутренняя слабость такого рода государства настолько очевидна, что все крупные игроки глобальной игры пользовались бы ею для политического давления. Конечно, такая Россия не получит обещанной ей доли в дележе добычи после Мировой войны. Даже сильной и внутренне единой России было бы сложно добиться, скажем, признания русского господства в Проливах. А в таком то виде… Царство Польское пришлось отдать обязательно. Но если бы обошлось только этой жертвой, России крупно повезло. Ведь неизбежно возник ещё вопрос Финляндии, Украины, Закавказья. Здесь Россия зависела бы от доброй воли своих союзников.

Конечно, они вполне могли бы её пожалеть. А если нет?

АЛЬТЕРНАТИВА ОКТЯБРЯ, ИЛИ ТО, ЧТО УПУСТИЛИ

Часто приходится слышать, что Октябрьский переворот привёл к установлению однопартийного режима и диктатуры большевиков. Но насколько это верно? Действительно ли с самого начала было запрограммировано установление в России господства одной партии?

Ведь даже сам по себе переворот в Петрограде - вовсе не единоличное предприятие большевиков. Они провернули дело на паях с группировкой левых эсеров. Кстати, Военно-революционный комитет, руководивший переворотом, возглавлял левый эсер Лазимир. Комитет этот считался органом не РСДРП(б), а Петроградского совета. То есть это была акция не РСДРП(б), а Петроградского совета. Переворот должен был установить не власть большевиков, а власть Советов, в которых большевики действуют не в качестве единственной доминирующей силы, а на равных правах со своими партнёрами. Большевики в принципе готовы были сотрудничать и с другими социалистическими партиями. Правда, в итоге кроме левых эсеров к ним прибилась только группа отмороженых анархистов, от которых стоило побыстрее избавиться.

Итак, переворот должен был установить власть Советов, вполне себе демократических органов, возникших в процессе самоорганизации общества в ходе революции. Надо заметить, что первоначальная концепция советской власти сильно отличается от того, что было потом реализовано в Советской России. Советская власть была превращена компартией в пустышку, в ширму, которой прикрывали реальный механизм принятия решений. Но был ли такой итог заложен изначально?

Сама по себе идея советской демократии была довольно радикальной попыткой избежать некоторых неприятных особенностей демократии представительной. Поэтому пару слов стоит сказать о ней.

Представительная демократия (а во всех нынешних западных странах именно представительные демократии) предполагает, что народ, являясь высшей властью в стране, фактически не может сам эту власть на практике реализовать и передаёт её путём выборов в руки профессиональных политиков. Эти профессионалы, в теории, должны защищать интересы народа, так как получают от него власть - и, если не будут соответствовать его ожиданиям, этой власти лишатся. Проблема в том, что на практике эта схема работает не так. Большинство людей свои интересы осознаёт плохо, ведётся на разного рода манипуляции. Поэтому профессиональные политики защищают на самом деле вовсе не интересы избирателей (не будем вдаваться в подробности, хорошо известные теперь каждому гражданину России).

В общем, у этой системы есть множество достоинств - и один недостаток. Это не власть народа.

Идея советской демократии предлагала путь преодоления этого недостатка. Вместо профессиональных политиков власть должна была быть в руках представителей самого народа, избираемых им в Советы. Там они будут управлять страной в интересах народа не только потому, что народ за них голосует, но и оттого, что сами они - часть этого простого народа, которая на время взяла на себя обязанности управления государством, а затем снова вернётся к своим прежним занятиям. То есть советская система (в отличие от «советской») - вовсе не отрицание демократии, а, наоборот, попытка более последовательной реализации её главной идеи, народовластия.

Надо признать, шансов на реализацию этих идей было немного. Они вполне могли бы прижиться в более спокойной стране с более благоприятным международным окружением. Но в Советской России, скатывающейся в гражданскую войну и международную изоляцию… Тут слишком сильным было давление обстоятельств в сторону большей жесткости власти, большего контроля, единообразия, централизации в принятии решений. Крен в эту сторону был неизбежен. Но так ли уж неизбежно было полное превращение советской власти в «советскую»?

Препятствием для этого могло бы быть сохранение многопартийности. Как уже говорилось выше, большевики вовсе не были изначально нацелены на построение однопартийной диктатуры и были готовы сотрудничать и сотрудничали с другими социалистическими партиями. Разумеется, они никогда не были удобным партнёром для диалога, но сам диалог был возможен.

Видимо, два исторических шанса было упущено на этом пути сразу после Октябрьского переворота.

Первый - соглашение между всеми социалистическими партиями. В конце 17 года большевики были ещё совсем не уверены в прочности своей власти и готовы были пойти на это. Разумеется, соглашение могло носить только компромиссный характер, причём с заметным перевесом в пользу большевиков. У них в гипотетическом коалиционном правительстве должно было быть мест больше, чем у других, и политика этого правительства должна была вестись в русле первых декретов советской власти (которые в принципе совпадали с программами возможных участников коалиции). Но ни правые эсеры, ни меньшевики не хотели такого партнёрства с большевиками. Их не устраивало даже соглашение на основе равного представительства. Большую часть мест в правительстве они хотели закрепить за собой, большевикам и левым эсерам дать только пару незначительных портфелей, Ленина и Троцкого вообще в правительство ни под каким видом не пускать. Это было не примирение на основе компромисса, а «сомнительное дозволение существовать».

Самое интересное, что среди большевиков нашлись люди, хотевшие идти на примирение даже на таких кабальных условиях. Только своим авторитетом Ленин удержал руководство партии от этой сделки.

Окончательно шанс на широкую левую коалицию был утрачен после разгона Учредительного собрания. Она была бы возможной, если бы правые эсеры и меньшевики приняли ультиматум большевиков и признали бы законность первого Совнаркома и его решений. Естественно в обмен на это признание следовало требовать политических уступок (того же коалиционного правительства). Но вместо этого правые социалисты заняли непримиримую позицию. Чем это кончилось, всем известно.

Конечно, обе стороны приложили руку к тому, что всё вышло именно так. Правые социалисты не готовы были воспринимать маргинальных большевиков всерьёз. Большевики же понимали, что не могут отступать слишком далеко - если они лишатся монополии на власть, не получив гарантий своей безопасности, то могут кончить очень плохо. Но платформа для компромисса у обеих сторон была. И в этом случае большевики, даже сохранив формальное лидерство, не могли бы действовать бесконтрольно. Если бы не излишние и неоправданные политические амбиции лидеров всех левых партий, сохранение многопартийности советов не позволило бы превратить их в бесполезную марионетку и установить однопартийную диктатуру

Второй шанс: сохранение блока «большевики - левые эсеры». Но здесь роковую роль сыграл Бресткий мир, из-за которого эти две политические группировки резко и окончательно разошлись. Если бы условия Брестского мира были помягче… Кстати, это было не так уж и невозможно. Большая вина тут лежит на большевиках, которые, вместо того, чтобы вести честные переговоры (если, конечно, эпитет «честный» применим к переговорам по предательству союзников) и без лишнего шума искать взаимноустраивающий вариант соглашения с Германией, использовали их как повод для развёртывания пропагандистской войны, нацеленной на революцию в Германии. Во имя германской революции и наплевали на национальные интересы. Между тем, первоначальные требования немцев были вполне терпимы и обсуждаемы - Царство Польское (которого Россия лишалась при любом раскладе, даже в случае победы) и Курляндия (тут от немцев можно было бы потребовать уступок).

Ещё более трагичной была ошибка с украинцами. Вместо того, чтобы любыми средствами не допускать их к переговорам, они сами же их пригласили в Брест. Это хуже, чем преступление… Веди себя большевики поумнее, а эсеры поспокойней, разрыва можно было бы избежать.

Итак, первоначальные цели переворота имели сильный отпечаток политического идеализма, но не были принципиально нереализуемыми. Такими их сделали сами социалисты разных мастей и оттенков. Демократическая альтернатива Октября не состоялась.

Анализировать достоинства и недостатки того, что получилось, в рамках данного текста не будем - слишком сложная тема. Но нельзя не признать, что в действительности Октябрьский переворот привёл не к тому политическому устройству, ради которого он начинался. Однако это было не результатом заранее спланированного обмана, а следствием давления злой силы обстоятельств, чрезмерных амбиций некоторых политиков (и далеко не только тех, кто этот переворот затевал), а также политических ошибок.

ВЫВОДЫ

Какие полезные выводы (вместо бесполезного морализаторства по поводу событий девяностолетней давности - поздно уже решать, злодей или гений В.И. Ленин) мы можем сделать из всей этой истории?

Возможно, ситуация в России сейчас похожа на её положение столетней давности. Конечно, никому не дано точно знать будущее, но всё больше людей чувствует приближение революционной бури. Может быть, это не самообман. Тогда полезно будет обратиться к историческому опыту. Взглянув на наше прошлое, мы увидим, что не так уж далеко мы от него ушли.

Разве у нас нет сейчас своего «проклятого» вопроса? Разумеется, есть. Это вопрос об итогах приватизации. Возможные варианты решения, связанные с ним политические проблемы, социальные последствия - разве всё это не напоминает ситуацию начала ХХ века?

Точно так же, в России не будет ни богатого народа, ни демократии до тех пор, пока этот вопрос не решён самым радикальным способом. Точно так же, многие готовы зарабатывать политические очки на обещаниях (и даже намёках - как Путин) решить этот вопрос. Но далеко не все готовы этот вопрос решать. Точно так же, оппозиционное движение разделено на множество враждующих между собой лагерей (только различий больше, чем девяносто лет назад) и никак не может между собой договориться. Поэтому, можно предполагать, что некоторые будущие политические коллизии повторят в общих чертах коллизии прошлого.

Нужно помнить, что если уж революция началась (а начинают её вовсе не революционеры, но это отдельная тема), то негативные последствия мы получим уже в любом случае. Надо постараться не упустить тот шанс изменить общество к лучшему, который она предоставляет (далеко не всегда это получается, наверное, ещё реже это происходит в полной мере).

Поэтому тем, кто будет участвовать в грядущих бурях, стоит помнить, в каких случаях надо и когда не надо идти на компромиссы. История Октябрьского переворота даёт тут богатую почву для размышлений. На мой взгляд, она учит тому, что нельзя никогда поступаться в главном - в своих основных идеях и принципах. Не стоит откладывать их реализацию до лучших времён по каким угодно тактическим соображениям, если шанс представился. Нового шанса может не быть. Зато надо учиться компромиссу с возможными союзниками, умению трезво оценить свои силы и вовремя остановиться в борьбе с соседями-конкурентами.

Тогда, может быть, из будущей революции Россия выйдет более сильной.

Можно ли было не допустить революцию? В какой момент она стала уже совершенно неизбежной? А если удалось бы ее не допустить, то что было бы дальше? Насколько отличался бы такой мир от нашей реальности? По просьбе «Фомы» историки и публицисты, занимавшиеся тем периодом, пытаются представить, мог бы 1917-й год в России пройти по-другому.

Владимир Лавров, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН

Две альтернативы 1917 году

Точку невозврата Россия прошла 1 марта 1881 года. В этот день утром император Александр II подписал указы о создании двух частично избираемых представительных органов власти с совещательными полномочиями (Государственного Совета и Особой комиссии). При этом император сказал, что сделал шаг к конституции.

До конституции, конечно, предстоял еще длинный путь. Но на первый шаг выдающийся император решился и намеревался двигаться в этом направлении. То есть формирование представительного общественного строя, соответствующего буржуазно-рыночной экономике, было начато сверху законной властью, что является самым безболезненным и плодотворным вариантом. Наступал новый этап в развитии реально происходящей буржуазной революции с демократической перспективой, которую император начал в 1861 году отменой крепостного права, затем созданием независимого суда, развитием местного самоуправления, ограничением цензуры и др.

Однако днем 1 марта 1881 года император был убит народовольцами, стремившимися спровоцировать социалистическую революцию. А новый император Александр III под давлением своего учителя К. П. Победоносцева не опубликовал уже подписанные указы, то есть они не вступили в силу.

Теоретически историческое время не было потеряно до конца ХIХ и, возможно, еще до начала первой русской революции - 9 января 1905 года. Однако и император Николай II до октября 1905 года находился под влиянием своего учителя Победоносцева, а главное - ни Александр III, ни Николай II не считали, что Россия, как и другие европейские страны, должна пойти по пути буржуазно-демократического развития. Александр III и Николай II были достойными и искренне верующими людьми, но они не очень-то даже задумывались о такой перспективе. И Государство Российское шло к катастрофе, это даже чувствовалось в общественной атмосфере многими современниками в конце ХIХ - начале ХХ веков.

Альтернативой революциям 1917 года было жесткое подавление Февральской революции. После такого подавления страна оказалась бы в числе победителей в Первой мировой войне, получила бы Константинополь, Босфор и Дарданеллы в соответствии с договорами с Великобританией и Францией, продолжилось бы успешное экономическое развитие России. В целом она стала бы самой мощной военно-экономической державой в мире. Не было бы ни красного террора, ни ГУЛАГа, ни насильственной коллективизации, и, вполне возможно, мощной России удалось бы предотвратить Вторую мировую войну.

Но для этого главе государства требовалось проявить предельную решительность, взять на себя всю ответственность за кровавое усмирение в Петрограде, а не посылать с карательной экспедицией генерала Н. И. Иванова (он просаботирует приказ государя). Император Николай II по своим личностным качествам не был способен справиться с Февральской революцией, а был способен сам стать страстотерпцем, святым.

Ярослав Леонтьев, доктор исторических наук

Перемены были неизбежны. Но какие?

Альтернатива есть всегда. Но боюсь, что после 10 февраля 1917 года ее уже не было. В этот день председатель Государственной Думы Михаил Родзянко в последний раз побывал у Николая II в Царском Селе со своим «всеподданнейшим докладом». В частности, он сказал: «Уже многое испорчено в корне и непоправимо, если бы даже к делу управления были привлечены гении. Но, тем не менее, смена лиц и не только лиц, а и всей системы управления, является совершенно настоятельной и неотложной мерой… Правительство все ширит пропасть между собой и народным представительством. Министры всячески устраняют возможность узнать Государю истинную правду…». Напоследок между ним и Николаем II состоялся такой диалог: «Ваше Величество, я ухожу в полном убеждении, что это мой последний доклад Вам». - «Почему?» - «Я полтора часа Вам докладываю и по всему вижу, что Вас повели на самый опасный путь… Вы хотите распустить Думу, я уже тогда не председатель, и к вам больше не приеду. Что еще хуже, я вас предупреждаю, я убежден, что не пройдет трех недель, как вспыхнет такая революция, которая сметет Вас, и Вы уже не будете царствовать». - «Откуда Вы это берете?» - «Из всех обстоятельств, как они складываются. Нельзя так шутить с народным самолюбием, с народной волей, с народным самосознанием, как шутят те лица, которых вы ставите. Нельзя ставить во главу угла всяких Распутиных. Вы, государь, пожнете, то, что посеяли». - «Ну, Бог даст». - «Бог ничего не даст, Вы и Ваше правительство все испортили, революция неминуема».

Михаил Владимирович Родзянко не был пророком, просто он знал о существовании заговора с участием думцев и генералов, которые ждали лишь отъезда царя из столицы в Ставку, где и планировали совершить дворцовый переворот. Но он, скорее всего, по личному убеждению, пытался дать императору последний шанс. Возможно, это и было одной из альтернатив: решающие перемены в правительстве, примирение царя с Думой, освобождение арестованных общественников - и уличный пар был бы выпущен патриотическими манифестациями вместо беспорядков. Но Николай II так не мог, разумеется, поступить, потому что иначе ему пришлось бы переступить через самого себя. Потом он довольно неожиданно уехал в Могилев 22 февраля, буквально накануне начала уличных выступлений в честь международного женского дня по старому стилю. Нарочно не придумаешь!

Не исключено, что решительные меры в соединении с четкой координацией со стороны самого царя еще могли спасти сложившееся положение. Увы, самодержец был слеп. Даже 27 февраля, получив от Родзянко телеграмму: «Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано… Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца», - Николай II сказал министру двора Фредериксу: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать».

Так что детерминированной была не сама катастрофа и гибель монархии, а перемены в управлении страной и армией, с участием Николая II или при отстранении оного, и не исключено, что политэмигранту Ульянову и дальше пришлось бы развлекать швейцарскую левую молодежь байками о грядущей лет этак через «дцать» социальной революции. Ведь на поверку «вождь мирового пролетариата» тоже не был в курсе готовящегося переворота. В отличие от генерала Алексеева, фильтровавшего, как полагают историки, поступавшие в Ставку телеграммы. В итоге произошло то, что произошло.

Генерал Дубенский с грустью отметил, что царь отрекся от престола, «как сдал эскадрон». Вот и записи в дневнике Николая II говорят сами за себя. В роковое 2 марта: «…В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!». А уже на другой день: «Спал долго и крепко… Читал много о Юлии Цезаре… В Петрограде беспорядки прекратились - лишь бы так продолжалось дальше». Не было бессонницы и на другой день. Думаю, что тут проявились не железная выдержка и не цинизм, а, наоборот, великопостное смирение, упование на Провидение Господне и соразмерение отречения с покаянием, мол, так угодно Богу и Родине.

Желание Смуты

«…Р[оссия] на краю пропасти. Каждая минута дорога. Все это чувствуют и задают вопросы: что делать? Ответа нет». Эта запись появилась в записной книжке историка Ключевского весной 1898 года. Ещё не было войны, ни Русско-японской, ни тем более Первой мировой, ещё не было Государственной думы, Распутина, запасных полков Петроградского гарнизона. И большевиков как таковых тоже не было. А проблемы, угрожающие бытию России, как видим, уже были.

Но «что делать» действительно никто не знал, Ключевский прав. Феноменальная неадекватность российской элиты составляла главную, причем принципиально неразрешимую проблему. Либеральная бюрократия упорно продвигала страну навстречу политическому краху. А либеральная общественность пыталась ускорить этот процесс. На последнем этапе к паралитикам власти присоединились эпилептики революции. О том, что первые и вторые суть близкие родственники, что русский либерал взрастил русского революционера, написал Достоевский в романе «Бесы». Его пророчество о русской революции сбылось. Стало быть, уже в 1871 году было ясно, что дело идет к худу. И впоследствии, вплоть до самого обвала русская литература продолжала ставить русской жизни безошибочный диагноз. «Главное - перевернуть жизнь, а все остальное - не нужно», - эти слова одного из героев рассказа Чехова «Невеста» (1903) выражают общее катастрофическое настроение времени.

К 1917 году это настроение пронизало не только общество, оно распространились на весь правящий слой, всю элиту, придворные круги. Все привыкли жить в атмосфере презрения к русской власти. И к русской жизни, якобы испоганенной этой властью. И потому в решающий момент никто не двинулся с места, никто не попытался исполнить свой долг, свои прямые обязанности - обуздать беззаконных похитителей власти. Историческая Россия сдалась без борьбы, «слиняла в три дня».

И тогда открылась главная опасность, главная угроза, тяжелейшая и застарелая болезнь русской цивилизации - Смута. Февральский переворот, устранение державного лица разрушили последнюю преграду, оберегавшую русскую жизнь от лавинообразного распада и разложения. Начались массовые убийства офицеров, погромы дворянских усадеб, церквей и монастырей. Теперь страну невозможно узнать. В одночасье отменены красота и человечность русской жизни. Точнее сказать, не отменены, а вытеснены, заслонены злобой, яростью и кровью. Это то, к чему с начала войны призывал и о чем мечтал русский политэмигрант Ленин: «Превратить войну империалистическую в войну гражданскую».

Теоретически предвидеть подобное развитие событий было возможно. Разрушительная энергия Смуты копилась давно, задолго до катастрофы 1917 года. Точкой невозврата стали, очевидно, либеральные реформы 1860-х годов. Эти реформы обострили все русские противоречия, завершили культурный раскол нации и поколебали основу - культурно-нравственную систему страны. Такой ценой внедрялся либеральный проект. Нечто принципиально иное, благотворное и оздоравливающее, то есть проект национальный, в ту пору было просто-напросто «некем взять». Кстати, и сегодня тоже - «некем».

Дмитрий Володихин, доктор исторических наук

Альтернатива была

Я не думаю, что катастрофа 1917 года - а я рассматриваю ее «слитно», то есть Февраль и Октябрь как две стадии одного явления, - явление, абсолютно детерминированное всем ходом развития нашей страны. Более того, я совершенно уверен, во-первых, в том, что у России могло быть иное, не столь несчастливое и не столь кровавое будущее, если бы она счастливо преодолела кризис 1917 года; и, во-вторых, в том, что этот кризис превратился в катастрофу в очень значительной степени под действием внешних факторов, а не внутренних.

Да, у России на тот момент была чрезвычайно развращенная, бездеятельная и необыкновенно самоуверенная политическая элита, в составе которой не так-то просто отыскать человека дела, энергичного «специалиста», но с избытком хватало корыстолюбцев, утопистов, пустых прожектеров, политических радикалов, бездумно верующих в свои разрушительные идеалы. Думается, резкая смена состава политической элиты, совершенная «сверху», то есть своего рода «очищение», инициированное самим монархом, могла бы оздоровить ситуацию и дать России хороший шанс избежать социального катаклизма. Кое-что в этом направлении делалось. Однако условия войны, а также подрывные действия наших оппонентов по мировому вооруженному противостоянию ускорили процессы распада, слома, сделали ситуацию более хрупкой, а механизмы власти менее резистентными.

«Верхи» элементарно не успели… Но неправильно было бы сваливать на них вину за свершившуюся катастрофу: они хотя бы честно боролись с нарастающим валом проблем, стремясь затормозить его развитие в опасную сторону.

Выход России из войны в стане победителей, да еще при сохранении монархии и сильной Церкви, мог бы привести экономическое состояние страны на принципиально иной, более высокий уровень, а ее благотворное влияние на мироустройство сделалось бы препятствием к падению цивилизации в новую мировую войну.

Была ли альтернатива исторического развития России

в октябре 1917года?

Учитель истории

«Русская революция 1917 года была поворотным пунктом в истории человечества, и вполне вероятно, что историки будущего назовут ее величайшим событием ХХ века. Историки еще очень долго будут спорить и резко расходиться в оценках ее… Одни будут прославлять русскую революцию как историческую веху в освобождении человечества от гнета, другие – проклинать как преступление и катастрофу».

Пролетарская революция в России в 1917 году стала своего рода феноменом, который действительно потряс весь мир. Было ли это закономерным процессом мирового развития или отклонением от него? Возможен ли был тогда, в 1917 году, другой, нереволюционный выход из кризиса российского общества? А если да, то каким он мог быть? Иначе говоря: была ли альтернатива Октябрьской революции? Каковы были судьбы русской революции? Эти и многие другие вопросы истории событий 1917 года привлекают сегодня общественность и историков, привлекли они и нас. Нельзя дать однозначные ответы на них. Все это придает особую значимость рассматриваемой теме.

В феврале 1917 года произошла революция, в ходе которой было свергнуто самодержавие. В результате революции было установлено двоевластие: Временное правительство и Советы. Временное правительство было создано Государственной думой по согласованию с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. Состояло оно из представителей буржуазных партий, среди которых преобладали кадеты. Меньшевики и эсеры считали, что власть по праву должна принадлежать буржуазии, поскольку Февральская революция по характеру была буржуазно-демократической. Поэтому не случайно Петроградский Совет участвовал в формировании Временного правительства. Советы лишь являлись профессиональными организациями, необходимыми пролетариату для улучшения экономического положения. Отсюда следует, что Советы не являлись органом власти, значит двоевластия не существовало, а вся власть принадлежала Временному правительству.i


После свершения Февральской революции политические силы страны имели свой путь решения вопроса о власти.

Левые силы были представлены , правые – кадетами и октябристами, а центр составили меньшевики и эссеры.

Правые силы стремились к установлению власти буржуазии. Они призывали пойти по пути западных стран, для чего первоначально нужно было созвать Учредительное собрание, провести буржуазно-демократические реформы, установить демократическую республику.

Меньшевики и эсеры занимали двоякую позицию: с одной стороны, поддерживали Временное правительство, а, с другой – утверждали, что в России еще не созрели предпосылки для социалистической революции, т. к. она являлась одной из самых отсталых держав мира.

Большевики представляли наиболее радикальные силы. Популярность их идей среди рабочих все возрастала. указывал на незавершенность буржуазно-демократической революции в России и необходимости ее дальнейшего продолжения. После приезда Ленина партия взяла курс на переход от буржуазно-демократической революции к социалистической. Начиная с VI съезда РСДРП(б) большевики готовятся к вооруженному восстанию.

В июле 1917 года большевики пытались свергнуть Временное правительство, но это лишь усложнило их положение. Демократические силы России сплотились для того, чтобы стабилизировать власть путем компромисса между основными политическими силами.

Однако предпосылки для демократической альтернативы не были реализованы. Вновь сказались непоследовательность, неуступчивость, бескомпромиссность представителей политических партий, входивших в состав демократических сил. Государственное совещание 12-15 августа выявило глубокие различия во взглядах его участников на перспективы и содержание революции. На нем четко обозначилась радикальная группа, которая жаждала сильной централизованной власти и вела подготовку политического переворота. На роль руководителя путча был выдвинут верховный главнокомандующий Корнилов.ii Корнилов поднял мятеж, который Временное правительство вынуждено было подавить с применением силы.

Таким образом, демократический центр раскололся. Временное правительство все больше теряло доверие и поддержку со стороны широких масс населения.

Большевики умело использовали создавшуюся ситуацию и разработали план вооруженного восстания. В результате почти бескровного вооруженного восстания 24-25 октября 1917 года Временное правительство пало. К руководству страной пришла большевистская партия, возглавляемая.

Таким образом, после Февральской революции сложилось несколько альтернатив дальнейшего развития страны:

Первая альтернатива означала укрепление буржуазной демократии, становление демократической республики с полновластным парламентом, широкими политическими свободами, всеобщими и равными выборами, многопартийностью и национальным равноправием.

Эта альтернатива была представлена Временным правительством и поддерживавшими его до осени 1917 года Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Она оказалась нереализованной из-за неумения и нежелания Временного правительства решить кардинальные проблемы развития страны - аграрный, национальный, продовольственный вопросы, выход из войны, сотрудничество всех демократических сил.

Большевизация Советов и успех Октябрьского переворота означали крах этой альтернативы осенью 1917 года.

Вторая альтернатива - возвращение к сильной власти помещиков и крупной буржуазии сначала в форме военной диктатуры, а затем, возможно, ограниченной монархии с весьма урезанными демократическими свободами и сохранением «единой и неделимой России».


Эта альтернатива была представлена консервативными и монархическими партиями, верхушкой армии, верхушкой чиновничества. Наиболее ярко она проявилась на Государственном совещании и в дни корниловщины в августе 1917 года.

Эта альтернатива носила контрреволюционный по отношению к Февралю характер, не нашла поддержки в широких кругах общества и потерпела поражение в дни разгрома корниловского мятежа.

Социалистическая альтернатива - победа радикальных сил, прежде всего с большевиков и левых эсеров, под лозунгами социалистической революции. Эта альтернатива поддерживалась массами рабочих, солдат, значительной частью крестьянства. С сентября 1917 года эти силы получили существенную поддержку Советов, воинских частей, военного флота. Эта альтернатива осуществилась в ходе Октябрьского переворота и быстрого установления советской власти в стране.iii

Причины победы социалистической альтернативы объясняются не только активной борьбой большевиков за власть, но и мощной поддержкой значительных слоев рабочих и крестьян, привлеченных обещаниями большевиков дать народу мир, хлеб, землю, свободу, всеобщее равенство и справедливость.

Литература:

стория России: спорные проблемы. - М.: Школа-Пресс, 1993.

Хрестоматия по первой половины XX века (Спорные вопросы истории). Сост. - М.: Интерпракс, 1994. .

i http://www. mistcity. ru/Biblio/TGU/umk/oi/oi21.htm

ii http://www. mistcity. ru/Biblio/TGU/umk/oi/oi21.htm

iii http://do.gendocs.ru/docs/index-57886.html


М.СОКОЛОВ: В эфире «Эха Москвы» программа «Цена победы. Цена революции», её ведет Михаил Соколов, и сегодня наш гость в студии из Петербурга - профессор, доктор исторических наук Петр Базанов, специалист по истории русской эмиграции. Мы поговорим о развилках в истории или об альтернативной истории (в некотором смысле о научной, но фантастике, обращенной в прошлое). Вот из художественной литературы мне вспоминается «Остров Крым» Василия Аксенова, еще такой фантастический роман «Гравилет «Цесаревич» Вячеслава Рыбакова, рисующий альтернативный мир, дух России (в первом случае) или другой России (во втором). Но вот я понимаю, что ученые тоже думают об этих развилках, о не реализовавшихся моделях развития и, по всей видимости, делают это для того, чтобы на материале прошлого понять настоящее или даже попытаться предугадать будущее развитие России. Но, Петр Николаевич, давайте мы пройдем, действительно, по прошлому. По нашему любимому периоду революционному, да и военному. Поскольку Первая мировая война продолжается в 17 году. Вот этот период - действительно, такая цепь интереснейших развилок и для меня первая – это отречение Николая II на станции Дно. Можем ли мы представить государя, высылающего прочь делегацию Шульгина из Петрограда, едущего к фронтовым частям? Что говорят об этом разнообразные мемуаристы (или люди в эмиграции вспоминали), упущенный ли это был шанс?

П.БАЗАНОВ: Боюсь, что нет. Дело в том, что Николай II лично и его ближайшее окружение настолько себя скомпрометировали в глазах даже ближайшего руководства, даже искренних его друзей, кто его неоднократно любил, жалел впоследствии и бил себя в грудь: «Что вот если бы он знал, как всё было бы в дальнейшем». Здесь альтернативы, на мой взгляд, быть не могло. К сожалению, Николай II должен был отречься, и отречься он должен был значительно раньше. Вот иное дело, что начинается дальнейшая история, более интересная. Эта власть берет, предположим, Михаила Александровича – его брата…

М.СОКОЛОВ: В роли регента, как по закону должно было быть.

П.БАЗАНОВ: В роли регента. И вот он как раз обращается к военным частям. В Петербурге не все довольны революцией, как-то удается удержать ситуацию на каком-то уровне. Но, скорее, исторические развилки происходят далее. Это, например, удается корниловский мятеж, Керенский НРЗБ.

М.СОКОЛОВ: А вы не торопитесь? Может быть, в апреле комендант Петрограда Корнилов просто арестовывает Совет во время патриотической демонстрации? Как Солженицын мечтал.

П.БАЗАНОВ: Боюсь, что нет. Боюсь, что здесь уже шла такая волна, которую этими частичными действиями было не остановить. Иное дело август. Знаменитый, так называемый, корниловский мятеж. Вот здесь, если бы Керенский не захотел в очередной раз (как это утверждали его противники) покрасоваться перед революционными войсками, возможно, что-то и изменилось. Но, тем не менее, все-таки я считаю, что до октября реальной остановки октябрьской революции (как мы её называем) не существовало. Все возможные альтернативы начинаются после октября 1917 года…

М.СОКОЛОВ: Я с вами все-таки поспорю. Ну вот смотрите, такой интереснейший момент, когда Троцкий, например, был арестован Временным правительством. Он мог бы и не выйти из тюрьмы, не возглавить Петроградский совет. Ленин был в подполье, его не очень слушались, и октябрьский мятеж мог не произойти.

П.БАЗАНОВ: Но октябрьский мятеж был, к сожалению, неизбежен. Потому что…

М.СОКОЛОВ: Раньше или позже?

П.БАЗАНОВ: Не товарищ Троцкий, не товарищ, скажем, Ленин - тогда товарищ Сталин. Не надо забывать, что среди большевиков были лидеры второго ряда, которые совершенно активно себя вели. У нас историография, естественно, сводила это к трем лицам. Троцкистская - к товарищу Троцкому, сталинская - к товарищу Сталину, ну а последующая хрущевско-брежневская (назовем её) - к товарищу Ленину. Вот тот человек, который реально сотворил революцию. Но не бывает революции по сотворению палочки. Революция - это всегда все-таки движение масс. Если революция не удалась, тогда мы ее называем иначе. Как ни жалко, но 17 год был именно революционным. Мы можем спорить, была ли отдельно февральская революция, октябрьская революция - это сливается в один процесс. Но при этом мы должны признать, что это революция, а не бунт, не мятеж и никакой другой термин. Кроме того, я бы все-таки с вами, Михаил, поспорил по поводу того, что избежность/неизбежность революции. Вот летом 17 года маленькая газета Алексея Суворина (одного из самых талантливейших российский журналистов) выкидывает компромат на большевиков. Не важно, что мы спорим до сих пор: были, не брали немцев, деньги не брали. Есть в средствах массовой информации такая информация, извините за каламбур. Решительные власти могут арестовывать всех, расстреливать, потом говорить: «Извините, мы ошиблись». Как у нас часто бывает. «Ну вот ошибочка вышла, простите нас».

М.СОКОЛОВ: Но власти были нерешительные.

П.БАЗАНОВ: Дело не в том, что власти были, а в том, что левые и социалисты грудью вставали на защиту большевиков и анархистов, всячески парализуя действия всех этих властей. Ну, корниловцы, там, правые элементы, там, самокатчики знаменитые, отбившие в июле 1917 года дворец Кшесинской, могли реально действительно что-то изменить. Но их действия… Тут же пришел бы приказ Петросовета насчет того: «Освободите данное здание и передайте его не, скажем, большевистской фракции, социал-демократической фракции, а межрайонной. А под видом межрайоновцев опять появились бы большевики. Вот не могу здесь я с вами согласиться, все-таки вот реальные изменения - это после октября 17 года. Революция должна была дойти до своего абсурда.

М.СОКОЛОВ: Хорошо. Ну, а если бы…

П.БАЗАНОВ: Точно так же французская дошла до периода якобинцев, а английская до периода индепендентов, то есть когда уже левее нас уже никто не может быть.

М.СОКОЛОВ: Подождите, Петр Николаевич, вот дошли мы до октября…

П.БАЗАНОВ: Так.

М.СОКОЛОВ: И сразу же после октября поворотный опять же пункт. Вот Краснов идет вместе с тем же Керенским, в конце концов. Войска на Петроград немного, но ведутся, и там вот, по-моему, командующий северным фронтом Черемисов блокирует все эти действия. Ну а если Керенский принимает жесткие решения, Черемисова арестовывают, казаки действительно грузятся там, как это было запланировано (это несколько дивизий), озлобленные фронтовики наводят порядок в Петрограде. Возможно? И что юнкера восстают?

П.БАЗАНОВ: Юнкера - это да. Юнкерский мятеж - это один из факторов. Но это уже после 25 числа, я помню.

М.СОКОЛОВ: Конечно.

П.БАЗАНОВ: Юнкерский мятеж - да. Большевики великолепно его спровоцировали, до того как появились казачьи части. И юнкерский мятеж - это первое кровавое подавление с использованием пушек, бронетранспортеров, броневиков (как тогда их называли). И начало коллективных арестов. Предварительно большинство юнкеров, кстати, отпустили. Но кого-то при этом и убили (кто реально принимал участие и кто не принимал). Да, здесь могло что-то получиться, но все равно страна еще не знала, что такое большевики. Вот это осознание началось где-то с мая - лета 18 года, когда началось всеобщее повстанческое движение. То есть в каждой деревне стали восставать против большевиков. Почему? Потому что большевики стали вести политику. Какую? Продолжали продразверстку. Брестский мир показал, что произошло в результате. Но вот мы говорим «мир», ну и к чему этот мир привел? То есть ни мира, ни войны, как говорил товарищ Троцкий - пламенный лидер большевиков. На самом деле война продолжается, но в то же время мир. Вот оккупированная Украина - там никакого мира нет. Там идут во всю боевые действия, партизанское движение. Немцы, которые думали, что для них будет Украина житницей, при помощи чего они разобьют войска на западном фронте, вынуждены туда все новые и новые части. Вы, конечно, мне скажете, что это части очень слабого качества, там 50-летние мужчины (а то и под 60 лет) или 16-летние мальчишки, но все равно это именно те части, которых не хватает на западном фронте. На мой взгляд, все-таки главная альтернатива начинается чуть попозже. Чуть-чуть.

М.СОКОЛОВ: Но, тем не менее, хочется пройти по пунктам. Я чуть вас верну назад. Хорошо. А вот все-таки в Москве было оказано достаточно серьезное сопротивление большевикам, бои шли неделю. Не могли опереться антибольшевистские силы на вторую столицу в тот момент?

П.БАЗАНОВ: Могли. Ну, давайте представим вариант: побеждают в Москве, провозглашают отдельное Временное правительство именно в Москве, Керенский туда приезжает, приезжает часть не арестованных политических лидеров России начала XX века, образуют новый Комитет защиты родины и свободы, новое Временное правительство в Москве. И что происходит? Части Балтийского флота, части Северного флота, части Западного флота верны по-прежнему большевикам. Они начинают перекидывать эти части, и начинается битва за Москву. Но вот в Киеве большевиков действительно выбили, как известно, в то же самое время. Но почему выбили? Потому что юго-западный фронт и румынский фронт не поддерживал большевиков. А здесь, как раз, северный, ближайшие фронты к Москве и Питеру поддерживают однозначно большевиков. Что, кстати, выразилось довольно объективно в голосованиях в Учредительное собрание. Ну, не на кого тут опереться, не на кого. Потому и белое движение началось. Потому что началась фильтрация, то есть как из этих частей вывести те элементы, которые настроены, скажем, консервативно и контрреволюционно, либо понимают революцию совсем не так.

М.СОКОЛОВ: А вот то же Учредительное собрание, которое вы упомянули: в конце концов, там тоже была развилка, когда эсеры из военной комиссии хотели вывести верные им части - Семеновский, по-моему, полк броневики - и перекрыть мирную демонстрацию. В конце концов, Учредительное собрание могло быть и не разогнано в таком варианте за один день. Это разве развилка нереализуемая?

П.БАЗАНОВ: Боюсь, что тоже нет. Ну, вывели бы они этот полк, ну там начались бои бы, балтийские матросы подтянули бы тяжелую артиллерию, разбили бы на улицах Петербурга… Петрограда, извините, тогда.

М.СОКОЛОВ: У нас январь - лед стоит.

П.БАЗАНОВ: Есть хорошая штука – ледокол, в 21 году тоже был лед. И тогда быстро, оперативно, чтобы с Васильевского острова - основного места питерского восстания 25 года (именно где начались массовые демонстрации, где женские демонстрации расстреливали из пулеметов, чтобы оттуда рабочие не переходили на петроградскую сторону, центральную часть Петербурга), ледоколами довольно все разбили. Кроме того, учтите, Первая мировая война: к 17 году мы, наконец, накопили то количество динамита и снарядов, которое нужно. Этот лед можно было очень легко взорвать, даже в питерский январский мороз. Это не представляет труда. Просто гражданская война началась бы на несколько месяцев раньше.

М.СОКОЛОВ: Я напомню, что в эфире «Эха Москвы» доктор исторических наук, профессор Петр Базанов. Мы говорим о разнообразных альтернативах времен революции и гражданской войны. Продолжаем наш разговор. Петр Николаевич, хорошо, давайте тогда к любимому вашему моменту. Появляется белое движение на юге, заключен Брестский мир. Что может произойти действительно к лету 18 года по другому сценарию, чем тот, который мы видели в учебнике?

П.БАЗАНОВ: Давайте. Три варианта, как могли развиваться события. Вариант №1: в Самаре собирается, наконец, комитет членов Учредительного собрания. Это не просто самарская Учредилка, как его называют, а действительно полномочное правительство, потому что большинство членов Учредительного собрания, кроме, конечно, большевиков, либо туда прибыли, либо написали письма о том, что они переуполномочивают свои делегированные народом полномочия конкретным людям. Все территориальные правительства практически признали власть Всероссийского комитета Учредительного собрания как законного правительства в Самаре. Подчеркну: не надо забывать, что Москва - временная столица. Официально столица все еще в Петрограде. Поэтому Самара точно так же, как Москва, в этом обстоятельстве тоже временная столица. То есть у нас редкий парадокс в истории: у нас две равнозначные столицы, причем в Самаре были созданы практически все внешние признаки власти вплоть до Книжной палаты.

М.СОКОЛОВ: Получается, что эта власть опирается на Чехословацкий корпус, который находится в России, а большевики опираются на латышских стрелков. Довольно забавная ситуация.

П.БАЗАНОВ: Не только на латышских стрелков. Большевики великолепно мобилизовали все те элементы, которые можно было мобилизовать в борьбе против тех же чехословаков. Например, австрийских и немецких военнопленных, которым не только популярно объяснили, что они воюют против мировой революции, но еще и то, что они воюют против сил, которые, несомненно, вольются в Антанту. Ну и немцы, естественно, здесь с австровенграми и турками стали принимать непосредственное участие в боях против чехословаков. Сам-то Чехословацкий корпус начался именно между драки между венграми и чехами. Это, скажем так, та последняя песчинка, которая образовала эту бурю.

М.СОКОЛОВ: Наступление.

П.БАЗАНОВ: Выступление, скажем так. Кроме того, на дорогах России (главным образом на Транссибе) где-то болтается миллион 100 тысяч китайцев, которых привезли в качестве подсобных рабочих в годы Первой мировой войны, потому что железнодорожники по понятным причинам ушли на фронта Мировой войны. В 17 году китайцы практически умирают с голоду, потому что работы нет. Государственных перевозок нет, железная дорога работает непонятно как, этих китайцев начинают мобилизовывать в Красную армию. Максимальное количество, которое называют, - это 900 тысяч человек. Вот с 18 года это все и началось. Конечно, китайцы в качестве войск - это очень плохая сила. Но в качестве заградотрядов и карательных отрядов они с этими функциями прекрасно справляются. Не надо забывать, что и среди балтийских матросов было довольно много эстонцев. Откуда эта краса и гордость нашей революции? Если латыши - их в отдельные части, то эстонцы все-таки вроде как на море живут, значит, их в балтийские матросы и надо образовывать. Например, знаменитый анекдот, который до сих пор исторический миф, что якобы немецкие войска, офицеры принимали участие в разгоне Учредительного собрания. Ничего подобного. Это просто матросы-эстонцы Балтийского флота переговаривались с латышскими стрелками, чтобы русские их не понимали, на другом иностранном языке, которым все владели - на немецком. Либо там были НРЗБ наши прибалтийские немцы, которые соответственно эстонцев и латышей обучали немецкому языку.

М.СОКОЛОВ: Вернемся к этой демократической контрреволюции, которая действительно состоялась, благодаря Чехословацкому корпусу, благодаря беглым членам Учредительного собрания. Но она и не состоялась. Почему они проиграли?

П.БАЗАНОВ: Из кого состоит руководство комитета Учредительного собрания? Это все тот же социалистический блок Учредительного собрания, то есть союз меньшевиков и эсеров. В глазах настоящих контрреволюционеров (кого мы называем белыми) эти синие (как их тогда называли по примеру Великой французской революции) или розоватые, как их еще по-другому называли, раз социалисты (неустоявшееся название) - это все какие-то самозванцы, неизвестно кто, борцы с царским режимом. Может, они тоже немецкие агенты, но более скрывшиеся, чем остальные. Можно ли доверять тому же самому Чернову, который срывал все мероприятия летом 17 года по наведению порядка? Нельзя. Поэтому народная армия Учредительного собрания есть, но служат в ней одни только монархисты, либо правые республиканцы. А начальство, получается, гражданское у них - это социалисты, причем даже не правые, а левого толка. Не большевики, не анархисты, но довольно близкие. Именно поэтому у народной армии ничего не получилось. Потому что, с одной стороны, она не смогла опереться на повстанческое крестьянское движение, которое очень плохо относилось к большевикам, в том числе из-за политики продразверстки. Кроме того, очень было интересно и хорошо грабить помещичьи усадьбы.

М.СОКОЛОВ: Но с другой стороны было еще рабочее движение. Ижевские, воткинские рабочие, которые восстали.

П.БАЗАНОВ: А вот отдавать кому-то свое собственное крестьянское добро - это очень интересно. С ижевско-воткинским восстанием тоже очень интересный вопрос. Это действительно пятно в истории большевизма как рабочего движения, ибо большевики говорили: «Самые сознательные, самые квалифицированные рабочие всегда на стороне нас». Но вот мы видим самых квалифицированных, самых сознательных рабочих, которые работают на военно-промышленный комплекс и очень хорошо живут. Условия ижевских и воткинских рабочих с квалификацией великолепны. 60 тысяч рублей зарплата до Первой мировой войны, в то время как земский учитель, врач получали 12-15 рублей. Это огромные деньги по тем временам. С другой стороны, чтобы представить расценки того времени: снять на месяц шестикомнатную квартиру в центре Петербурга с красивым видом - 150 рублей. То есть, естественно, рабочий такую квартиру снимать не может, только очень богатый человек. Но для жизни в провинции это какие-то совершенно сумасшедшие деньги. Плюс у них у всех отдельные домики и хорошие садовые участки. В 18 году перестают работать заводы по производству оружия, потому что его и так много, а их садовые участки обкладывают продразверсткой. То есть рабочие не только не получают никаких денег, но еще и должны отдавать советской власти продукты питания, которые сами в свободное от работы время выращивают. Это вызывает совершенно естественное негодование.

П.БАЗАНОВ: Кроме того, когда у нас часто говорят про большевистское движение, забывают, что Ленин - это один из самых умеренных элементов среди тех большевиков. Ленин, как известно, это теоретик социализма и социалистической революции. Для меня в подростковом возрасте было загадкой: а где же Ленин пишет про коммунизм, кроме самого слова «коммунизм»? Где же эти термины, в которых говорится, как люди будут жить при коммунизме, кроме мифических воспоминаний о том, что Ленин читал Чернышевского «Сны Веры Павловны» и прочее. Нету у Ленина этого. А у кого же есть из лидеров большевиков? Был такой писатель Богданов-Малиновский. Он же теоретик. Они даже с Ильичем дружили в начальный период своей деятельности. И где-то до 10 года Богданов-Малиновский был вторым лидером большевистской фракции, именно он отвечал за эту теорию. Когда Ленин в период Первой мировой войны жил в поселке Куоккала (ныне Репино), на даче «Ваза», они каждый день встречались, играли в шахматы и обсуждали, как люди будут жить в дальнейшем и как им сделать социалистическую революцию, которая перейдет в коммунизм. Так вот НРЗБ Малиновского как раз этих тектологических взглядов, что же будет при коммунизме, осталось довольно много. И большевики некоторые из них пытались воплотить в жизнь.

М.СОКОЛОВ: Но рабочим это не понравилось, они восстали, в результате у Комуча появилась реальная опора. И, тем не менее, он проиграл войну на Волге и отошел.

П.БАЗАНОВ: Два фактора. Во-первых, большевики великолепно смогли использовать свою партийную организацию для создания армии. Во-вторых, что бы там ни говорили про лидеров большевиков как дилетантов, они в этих условиях свой дилетантизм проявили совершенно великолепно. Кто бы мог подумать из людей XVIII-XIX века, что можно возродить римские обычаи: если 10 человек бегут, то один расстреливается из этого десятка; если бегут 100 человек, то десяток расстреливается публично перед строем. В голову не могла придти такая идея как заградотряды. Это действительно гениально. Вот как сделать так, чтобы в гражданской войне люди не бежали? Поставить сзади пулеметы, чтобы они были скорострельные, и заставить воевать. А система заложников? Гениальный по чудовищности план. Мы берем у какого-нибудь офицера Генштаба в заложники мать, жену, детей и говорим: «Перебежишь к белым, будешь плохо служить - расстреляем не только тебя, но и всю семью».

М.СОКОЛОВ: То есть мягкотелые социалисты не могли бороться с этими силами, но, в конце концов, этот единый фронт, как вы говорите, твердых контрреволюционеров и социалистов рухнул же изнутри в результате омского переворота.

П.БАЗАНОВ: Во-первых, омский переворот - это довольно-таки условное название, появившееся в социалистической эмигрантской печати. На самом деле никакого переворота не было - было просто техническое смещение должностей в очередном очень перманентном правительстве. И когда Колчак, кстати, стал главой первого правительства, верховным правителем России, в этом правительстве было очень много правых социалистов. Приведу такой пример: первым градоначальником Омска он назначил правого социалиста Дмитрия Густова, который был правым меньшевиком по своим взглядам. Просто сама логика, кто мог воевать в гражданской войне эффективно с большевиками, постоянно вытаскивала либо правых республиканцев, либо умеренных монархистов. Как известно, правые монархисты в гражданской войне ничего особенного сделать так и не смогли. У них в этом поле, кстати, не осталось никакого пространства. Поэтому от Комуча и пошло. Но у Комуча был шанс, действительно.

М.СОКОЛОВ: Ну что ж, мы продолжим наш разговор с гостем из Петербурга - историком, профессором Петром Базановым, специалистом по русской эмиграции. Сегодня программу «Цена победы. Цена революции» в эфире «Эха Москвы», канала RTVi, а еще и Сетевизора в интернете ведет Михаил Соколов. Продолжим после короткого перерыва.

М.СОКОЛОВ: В эфире «Эха Москвы» и канала RTVi «Цена победы. Цена революции», ведет передачу Михаил Соколов. Петр Базанов в нашей студии - доктор исторических наук, профессор, наш гость из Петербурга. Продолжаем разговор об исторических альтернативах. Петр, скажите, пожалуйста, вот дальше у нас получается (мы прошли социалистическую демократическую альтернативу) со всех сторона настоящее белое движение. С юга идет Деникин, до него были Корнилов и Алексеев, но все-таки символом является Деникин. С востока – Колчак, на северо-востоке у нас Юденич, и на севере сначала демократическое правительство Чайковского, а потом опять появляется генерал Миллер. Что это за альтернатива? Все эти генералы, которых мы помним по большевистским анекдотическим плакатам.

П.БАЗАНОВ: Во-первых, не надо поступать по законам большевистской историографии. Так называемые «белые» (кого мы очень любим называть белыми) отнюдь не были какой-то единой массой. Именно левый фланг белого движения - это правые социалисты. Это бывшая народно-социалистическая партия, это влиятельная, возглавлявшаяся в свое время Плехановым группа «Единство» социал-демократического движения, это правые эсеры. Ну и маленькие между ними переходные группы, которые возникли именно в гражданскую войну. Тем не менее, среди 14 политических партий и групп, которые поддержали этот так называемый переворот Колчака (открыто выступили за него), из них примерно половина - это правые социалистические силы. Причем колчаковское движение, колчаковское правительство - одно из самых НРЗБ в белом движении. Если мы посмотрим на деникинское движение, там социалистов еще больше. А что касается Юденича и Миллера - там социалистов еще больше. И хотя они все меж собой ругаются, это совершенно нормально для нашей политической системы. Видимо, в том и состоит наш славянский менталитет, что все, кто занимается политикой четко, выясняет еще очень долго все второстепенные проблемы, которые существуют. Что же их всех связывает? Почему мы их называем белыми? И почему же у них какой-то сверхидеи, которая существует… Единственное, что могло бы все эти силы объединить: от монархистов - сторонников самодержавной монархии (конституционной, ограниченной, неограниченной), от правых республиканцев демократического вида, от правых республиканцев военного типа, от социалистов всех типов, которые туда попали, - это была одна идея: великая, единая и неделимая Россия.

М.СОКОЛОВ: Вот это их и погубило.

П.БАЗАНОВ: И хотя впоследствии многие социалисты писали, что они так не говорили (их белое движение); единственное, что их могло собрать - это идея великой, единой и неделимой России. Что же значит этот лозунг? Почему они так себя любили называть в этом отношении - «белая Россия»? Значит, великая Россия - это великая страна. Наша страна не может, что бы там ни говорили, существовать не как империя. Только как империя мы можем существовать в нашем климате, в наших геополитических условиях. Как только Россия хочет стать маленьким национальным или межнациональным государством в виде Швейцарии, все получается настолько плохо, что потом все вспоминают предыдущий имперский период с полнейшей радостью. Во-вторых, никогда не надо забывать, что наша страна - всегда страна межнациональная, поэтому идея имперства - это единственное, что может связать совершенно различных людей, социальные группы, которые живут на нашей территории. Какая будет форма у этой империи - монархия, демократическая республика или даже анархия, как говорят анархисты, все равно она будет принимать формы империи, либо с императором, либо без. Это совершенно неизбежно. Второе: что значит «единая»? Это значит, что от нее никто не отсоединяется. Что значит «неделимая»? Это значит, что внутри этого нет никаких федеративных структур, ибо любые федеративные структуры - это порождение огромного количества бюрократии, от которой хуже всех становится, как раз, народу.

М.СОКОЛОВ: Вот пункт 3 и 4 и не дали возможности тому самому белому движению, которое существует мистически, найти себе союзников в борьбе с большевиками.

П.БАЗАНОВ: Давайте с вами посмотрим на это более подробно. Еще один фактор: всегда существует какой-то элемент случайности. В чем элемент случайности? Гибель Корнилова. Вот Корнилов - это из белых (может, за исключением только Врангеля) единственный политик. Не военный, а политик.

М.СОКОЛОВ: И очень неудачливый политик.

П.БАЗАНОВ: Как полководец - да. Корнилов мог постоять под красным знаменем, вручить первому солдату, стрелявшему в своего офицера, корниловский крест. Для него это все было нормально. Колчак просто морально был не способен. Как? Отдать свою шпагу? Снять погоны? Да не может такого быть! И унижаться до такого уровня герою Первой мировой войны Николаю Николаевичу Юденичу - человеку, который взял Эрзерум, Трапезунд, спас Кавказ. Единственный суворовский полководец эпохи Первой мировой войны, разгромивший великолепные турецкие части. Вы мне скажете, что, конечно, турок громить значительно легче, чем немцев. А я на это вам скажу, что те же самые турецкие части только что разбили англичан во время дарданелльской операции. То есть когда они бьют англичан, турки очень хорошие солдаты, а когда мы их бьем, турки очень плохие солдаты.

М.СОКОЛОВ: Ну уволен был Юденич, хорошо. И Корнилов много сделал разных политических ходов, но не выиграл, тем не менее. И погиб при штурме Екатеринодара. И что белое движение на юге? Разве оно прекратилось после этого?

П.БАЗАНОВ: Нет, но пропал тот лидер, который мог сплотить всех белых, потому что ни Колчак, ни Деникин и уже тем более Юденич (я уж молчу про Миллера) не пользовались той популярностью, которой мог пользоваться Корнилов среди различного рода офицерства. Когда же был переломный момент, когда белые реально могли взять власть, касательно их так называемых национальных союзников? Действительно, рассказывают многочисленные анекдоты. Я даже сам, когда в институте учился, слышал от одного из моих великолепных преподавателей, ныне доктора исторических наук, ведущего сотрудника Института истории в Санкт-Петербурге - Бориса Ивановича Колоницкого - такой анекдот, что подали очень умеренный вариант бурятской автономии Колчаку. Колчаку даже это показывать не стали. Но кто-то там, в штабе, написал так размашистым почерком: «Эх, выпороть бы вас всех, а не автономию». На этом основании и делается вывод, что эти автономные образования и национальные союзники представляли какую-то политическую силу. Да не было у них никакой политической силы.

М.СОКОЛОВ: Опять я с вами поспорю. А если Маннергейм просил от Юденича формального признания финляндской независимости и готов был двинуть войска на Петроград. Даже демонстрация на севере позволила бы Юденичу взять Петроград. Увы, этого не случилось.

П.БАЗАНОВ: А ведь Юденич уже у нас Выборг брал. То есть, извините, Маннергейм брал. Когда Выборг был освобожден, красных там русских практически не было. Кого стали убивать славные финские солдаты белой армии? Чью резню они там устроили? Либо нейтральных солдат, которые просто не могли выехать из Финляндии, либо русских семей. Поэтому Юденич патологически боялся, что Маннергейм войдет в Петроград, и эта резня повторится с финской армией.

М.СОКОЛОВ: Ну хорошо. А зачем было воевать с петлюровцами в 19 году за Киев вместо того, чтобы временно заключить с ними перемирие, что и предлагалось?

П.БАЗАНОВ: А никакой войны с петлюровцами не было. Одновременно донские части и петлюровцы в 19 году вошли в Киев, на Крещатике они встретились. Когда шестидесятитысячная петлюровская армия увидела белую, 40 тысяч из них добровольно сразу перешли на сторону Деникина. Перешел, в том числе диктатор, как он тогда назывался, этой петлюровской республики - Евген Коновалец, по-моему, фамилия (могу позабыть), и военный министр этой республики. А Петлюра и еще ряд человек бежали, их поддерживало меньше 5 тысяч человек. С вот этими 5 тысячами человек заключать какой-то союз, который никого не представляет и пользуется только польской поддержкой…

М.СОКОЛОВ: Украинские историки с вами бы поспорили.

П.БАЗАНОВ: Ну я согласен.

П.БАЗАНОВ: Западная Украинская Республика, как известно, развалилась прямо на глазах. И что самое потрясающее - вот этот галицийский корпус, который состоял из 40 тысяч человек, вооруженных немецким оружием, как раз на сторону перешел.

М.СОКОЛОВ: Петр Николаевич, идем на Москву с Деникиным?

П.БАЗАНОВ: Идем на Москву с Деникиным.

М.СОКОЛОВ: И что же его разбили большевики?

П.БАЗАНОВ: Итак, октябрь 1919 года - вот самый реальный момент, когда белые могли победить. Почему? Потому что в октябре 19 года Юденич переходит через Пулковские высоты. Он ближе, чем немцы, к Петрограду. Белые офицеры смотрят в бинокль на Невский проспект и видят шпиль Исаакия Далматского, откуда знаменитейший рассказ Куприна «Купол Исаакия Далматского», без всяких окуляров, просто. Чуть-чуть казалось бы, одновременно взят Орел, а в это время на тульских заводах из-за постоянного недоедания рабочие устраивают забастовку, возглавляемую, кстати, меньшевиками. И в то же время, наконец, Колчак, который отступает уже несколько месяцев, стабилизирует свой фронт и даже начинает некоторое контрнаступление. Вот этот пик, когда действительно белым казалось, что чуть-чуть еще нужно поднажать, и всё, они выиграют гражданскую войну. Почему этого не произошло? У белых все было хорошо, пока их армии были добровольческими, когда там были люди, связанные общей идеей спасения родины. Недаром вот эта многочисленная, которой сейчас униформисты увлекаются, символика - это православный крест и черная чаще всего форма. Почему? Потому что эти люди говорили, что «когда у нас произошла революция, мы уже умерли. Это наше, скажем так, посмертное существование, когда мы с того света пытаемся спасти Россию». Красивая, конечно, легенда, но при этом нужно считать, что действительно у них сила была. Когда начали мобилизовывать офицеров, которые не хотели служить, солдат-рабочих, которые не хотели служить, крестьян, казачество было вынуждено воевать не в тех местах, где они хотели находиться. Очень хорошо было воевать казакам на Дону или на Кубани, вот это я защищаю свою родную хату, свою родную деревню. Придут большевики, точно что-нибудь отнимут или еще что-нибудь плохое сделают.

М.СОКОЛОВ: Слушайте, но большевики тоже мобилизовывали население, которое не хотело воевать, устало после Мировой войны. Тем не менее, пошло и воевало.

П.БАЗАНОВ: У белых не хватило идеи создать из своих цветных офицерских полков заградотряды. Я считаю, что в военном плане это была их тактическая ошибка. Белые были жестоки по рамкам XIX века, а большевики - по рамкам XX века. Подумайте, разве кому-нибудь из белых офицеров могло придти в голову арестовать детей и жен для того, чтобы держать их в качестве заложников, что вдруг кто-нибудь перейдет на сторону противнику? Просто не могло родиться такой идеи.

М.СОКОЛОВ: Ну еврейские погромы устраивали - это приходило в голову. Для запугивания населения.

П.БАЗАНОВ: Еврейские погромы, напомню вам, руководство белого движения полностью осуждало, что бы там ни писал доктор Будницкий. Лидеры сионизма - такие, как Владимир Зеев-Жаботинский, как известно, поддерживали именно деникинскую армию. Когда Деникину впоследствии надо было переехать из Франции в США, лидеры нашего русского еврейства Марк Алданов - известный писатель (настоящая фамилия Ландау), замглавного редактора «Нового русского слова», известный журналист Андрей Седых (Яков Моисеевич Цвибак), Марк Ефимович Вейнбаум и многие другие, полностью заявили перед американскими СМИ, что Деникин в этих погромах не виноват. Даже пытались предпринимать какие-то воздействия в условиях гражданской войны, чтобы все это прекратить, поскольку считали, что все это скомпрометирует белых и перед населением, и перед западными союзниками.

М.СОКОЛОВ: Так что же все-таки погубило Деникина?

П.БАЗАНОВ: Отсутствие дисциплины. При вот этих героях, которые умирали на фронте, совершенно никому не нужный огромнейший тыл, который НРЗБ.

М.СОКОЛОВ: Вот этот развал тыла, да?

П.БАЗАНОВ: Конечно, развал тыла. Кроме того, какие-то частичные… Самое главное, что белые, на мой взгляд, были (раз мы не говорим про альтернативы, а про реальность в бывшем нашей измерении) - это конечно, отсутствие идеологии. Белые все говорили: «Вот мы победим».

М.СОКОЛОВ: Непредрешенчество.

П.БАЗАНОВ: Да, непредрешенчество. «Мы соберем новое Учредительное собрание, лучших, умнейших людей со всей русской земли, и вот тогда мы все решим».

М.СОКОЛОВ: Хорошо. А Врангель? У него же была уже программа. Если бы эта программа появилась на год раньше, это помогло бы?

П.БАЗАНОВ: Да, это вне всякого сомнения помогло бы. Потому что большевики допридумывали за белых идеи. Они их обвиняли в монархизме, в восстановлении крепостного права. И по всем идеологическим моментам и ОСВАГ, и «Осведверх» (это у Колчака) проигрывали. Были, конечно, такие хорошие идейные идеи: вот когда они опубликовали осуждение советской власти патриархом Тихоном. Великолепные были стихи, скажем, «Корниловец» Константина Бальмонта. Великолепно разыграли то, что пытались сделать левые коммунисты в нескольких губерниях - это четвертый манифест коммунистической партии о национализации жен. Потом многие советские наши с вами ровесники смотрели фильмы про гражданскую войну, а что это белые там и бандиты начинают говорить про то, что большевики начинают национализацию женщин? Что это такое? Откуда это взялось? А для того времени было реальностью. Ильич даже написал работу по этому поводу, что идея в принципе правильная, но преждевременная.

М.СОКОЛОВ: То есть пропагандистскую войну белые тоже проигрывали?

П.БАЗАНОВ: Вне всякого сомнения. Они не могли выиграть. Наша революция изначально была социалистической. Ничего другого не было.

М.СОКОЛОВ: Я напомню, Петр Базанов - доктор исторических наук, профессор в программе «Цена победы. Цена революции». Петр Николаевич, еще вопрос. Вот уже после деникинского поражения, я так понимаю, никакие варианты (а их много), там, и взаимодействие Врангеля с поляками, и какие-то действия на Дальнем Востоке уже не могли быть выигрышными. Ну а ничья в духе «Острова Крым», появление какого-то второго российского государства - это было возможно?

П.БАЗАНОВ: Во-первых, что значит «второе российское государство»? Какие-то национальные территории у нас стали бы независимыми?

М.СОКОЛОВ: Русский Тайвань.

П.БАЗАНОВ: Острова нет, чтобы никто не мог на него перейти. Вот нету острова, и всё. Кроме того, почему Тайвань уцелела? Американский флот подошел. Английский флот подошел, чтобы Крым отстоять или французский? Нет. Если там и были корабли, их было очень немного, они никакой там погоды, как известно, не делали. Наоборот большинство союзников либо решали свои собственные интересы, либо думали, каким образом сделать так, чтобы Россия ослабла. Вот англичане что предлагали в период первого наступления Колчака? «А давайте на Мраморных островах соберем конференцию, и каждый останется с тем, чем владеет. Вот будет юг России у нас с вами Деникин, восток с Уралом - это будет страна Колчакия, а в центре будут большевики». Угадайте с одного раза: Ленин согласился?

М.СОКОЛОВ: Согласился.

П.БАЗАНОВ: Конечно, да. Потому что Ленин был твердо уверен, что потом он устроит новую мировую революцию. Колчак с Деникиным могли на это согласиться, а зачем это нам нужно? Это вообще просто никто не поймет. Они могли повторить полностью слова нашего знаменитого князя Святослава Воителя: «Дружина моя меня не поймет». Вот, кстати, все время вы меня уводите от альтернативы.

М.СОКОЛОВ: А я как раз хочу вас спросить, собственно, об альтернативе. Хорошо, представим себе победу белого движения в момент его успехов. Что это была бы за страна после этой победы?

П.БАЗАНОВ: Давайте все-таки все варианты, которые у нас существуют при всех победах, рассмотрим. И посмотрим, каким образом сейчас в общественном мнении это обыгрывается. Одно время у нас стала очень модной фантастика по поводу того, что у нас не произошла либо октябрьская, либо февральская революция 1917 года; либо что белые победили, и в какой цветущей стране, в России сейчас живут люди, там, в XXI-XXIII веке и прочее. И сейчас у нас очень модно: что ни человек, то блогер, что ни блогер, то человек. А иногда даже один человек - это несколько блогеров, пишущих, как хороший софист, несколько противоположных вещей, не будем на этом заостряться. Но действительно наш XXI век - это век дилетантов, где каждый человек может высказать все, что угодно, не читая даже основных уставных положений белого движения, не читая того, в чем я специалист, что белые потом, оказавшись в эмиграции, творили в качестве их философско-культурного наследия; начинает придумывать, как он на месте белых бы поступил или что бы он делал. И большинство у нас идей - сменовеховские. Что белые побеждают, и происходит то, что произошло в Китае с китайскими генералами. Мол, армия Деникина стала бы воевать с армией Колчака: кто из них главнее. Или Юденич подрался бы с ними со всеми, и прочее. Ничего подобного. Дело в том, что вот эта сверхидея великой, единой, неделимой России просто не оставляла никакого политического маневра для различного рода людей, стремившихся к личной власти. Если бы Колчак или Деникин такие меры бы предприняли, офицеры собственного штаба пристрелили бы их в тот же самый день. Никакой здесь альтернативы не существовало.

П.БАЗАНОВ: Теперь что была бы за страна. Давайте все-таки с Комуча. Вот побеждает Комуч, что у нас с Россией происходит? Ну, большевиков, конечно, разгоняют, кого-то из них казнят под горячую руку, кого-то в тюрьмы сажают. Что это за страна? Это демократическая республика. Должен вас, Михаил, разочаровать - не федеративная, с небольшим количеством автономий, довольно сильно урезанных. Обязательно очень сильная парламентарная власть. Боюсь, что не президентская, а вот по такому тогдашнему французскому…

М.СОКОЛОВ: Боюсь, что ненадолго, как это было в странах Восточной Европы.

П.БАЗАНОВ: Ну до 29-ого, до экономического кризиса это бы все существовало. Естественно, власть берут сильные социалистические партии. Тот же самый эсеро-меньшевистский блок. Следующий кто? Очень сильное правое, кадетское, даже не монархическое крыло. И есть какие-то левые социалисты - не большевики, но близкие к ним элементы из меньшевиков. И левые эсеры. Не наши левые эсеры (Спиридонова, Комков и прочие), а левые эсеры - те, кто в эмиграции считался центром эсеровской партии (Виктор Михайлович Чернов). Вот они существуют. И это постоянный междусобойчик. Что реально происходит? Усиление крестьянства, причем крестьянства зажиточного. Они свою эсеровскую любимую партию эксплуатировали до бесконечности: как можно больше льгот крестьянству.

М.СОКОЛОВ: В общем, крестьянская утопия Чаянова, которая им описана…

П.БАЗАНОВ: Нет, это не крестьянская утопия Чаянова. Это с большими элементами социализма. Я бы даже сказал, кооперативного социализма. Тот кооперативный социализм, который реально существовал и до 18 года, он еще больше бы усилился в результате этого.

М.СОКОЛОВ: Времени мало. Поэтому по сути: белая альтернатива.

П.БАЗАНОВ: Белая альтернатива, побеждают белые. Обычно у нас очень любят говорить про те репрессии, которые белые обещали устроить в результате победы. Ну вот я процитирую самого кровавейшего из белых генералов - Корнилова, которого держимордой даже изображают. Он предлагал повесить в Петрограде 5 человек. Я понимаю, что это очень много. Наверное бы, в Москве, Петербурге и по всей России 50 тысяч человек большевиков и их сторонников под горячую руку бы расстреляли. Но если мы сравним это с последующей историей нашей страны, со всеми репрессиями, коллективизациями и прочее - это капля в том океане крови, которая была пролита впоследствии большевиками для усиления власти.

П.БАЗАНОВ: Дальше. Сами военные: и Деникин, и Колчак, и Юденич никакими гражданскими делами заниматься не хотели. Они бы отдали эту власть тем политическим сторонникам, которых они считали за своих. Опять-таки правым социалистам, кадетам и умеренным монархистам. Но при этом от власти ни один человек не отказывается. У нас было бы такое государство, очень напоминающее латиноамериканские военные режимы с очень сильным влиянием военных. Причем опорой для этих военных были бы, конечно, ветеранские организации Первой мировой и гражданской войны. Плюс поддержка среди крестьянства и казачества, которое получило бы в результате победы (ветераны получили) огромные наделы земель и, как ветераны в Риме, налоговые льготы на вот это НРЗБ. Они бы именно крестьян строили, водили бы к урнам, и те бы голосовали за какой-нибудь русский, ну не общевоинский блок, а какой-нибудь общенациональный военный союз, который набирал бы 75% на выборах. Там были бы и социалисты, были бы и монархисты, требовавшие немедленного восстановления императора Кирилла Владимировича. Вот это вот. Следующее - эта страна была бы очень помешана на военно-промышленном комплексе. То есть здесь очень похоже на то, что у нас потом стало происходить с 20"х годов. И, конечно, по сравнению с СССР, она бы экономически была значительно более сильной.

М.СОКОЛОВ: Ну что ж, сегодня гостем нашей программы с историческими альтернативами… Немножко исторической научной фантастики по моей просьбе нам дал профессор и доктор исторических наук Петр Базанов, специалист по эмиграции. Вел сегодня программу «Цена победы» на «Эхе Москвы» и канале RTVi Михаил Соколов. Всего вам доброго. До свидания.


Рекомендуем также